— Нет, я просто мастер, — уточнила я с оттенком некоторой гордости. Все-таки приятно, когда тебя хвалят. И возможно, хвалят заслуженно.
— Мастер ты мой дорогой! Пожалуйста, приезжай. Тем более что погода у нас сейчас установилась, снег кругом, морозец легкий — настоящая русская зима! Когда ты последний раз видела настоящую русскую зиму?
— Я уже не помню, что это такое, — призналась я.
— Ну то-то! Устроим веселье, тряхнем стариной, почувствуем, что жизнь вокруг нас вертится волчком!
— Ох, Соня...
— Нила, — голос приятельницы внезапно посерьезнел, — может, у тебя со здоровьем что? Или с дочкой неприятности? Ты скажи, не скрывай...
— Да что особенно скрывать. Всякое бывало. Но сейчас и я и дочь чувствуем себя нормально. Знаешь, Соня, наверное, я и впрямь к тебе приеду. А то засиделась я в этом перенаселенном Китае, не хватает мне российских заснеженных просторов...
Вот так и получилось, что я решила отправиться к Россию. В гости.
И вот что интересно. Едва я всерьез этот вояж обдумала, как все обстоятельства сложились таким образом, чтобы намерение мое исполнилось быстро, просто и без проблем.
Во-первых, Семья поездку неожиданно одобрила. Мне было сделано официальное семейное заявление о том, что почтить родину и навестить родителей и друзей — святое дело, угодное Трем Буддам. Хотя вообще-то я не собиралась навещать своих российских родственников — они давно забыли о моем существовании.
Но важен сам факт.
Единственно, против чего восстала Семья, — так это против затеи брать с собой Кэтнян. Кузина Хуа заявила, что сама будет заниматься девочкой в мое отсутствие, тем более что той пора готовиться к поступлению в некий весьма престижный колледж. Кэтнян хотела было воспротивиться семейному засилью, но как-то быстро сдалась, сказав мне резонную фразу:
— Вы там будете с подружкой ваши золотые времена вспоминать, а мне чем заниматься — по музеям ходить? Я этого терпеть не могу.
И мне даже как-то спокойней стало, что Кэтнян со мной не поедет.
Нельзя сказать, что я не колебалась: ехать или не ехать? Колебалась, да еще как! Первым делом решила погадать по «Книге перемен» относительно своей поездки, но выпало странное — гексаграмма Сюй — «Необходимость ждать»:
Комментаторы этой гексаграммы говорили о том, что ее суть сводится к терпеливому ожиданию, которое в конце концов приведет к победе и исполнению желаний. Но чего именно я должна была ожидать?
Может быть, подождать с поездкой?
Я еще раз позвонила Соне:
— Ты уверена, что хочешь моего приезда?
— Абсолютно, — ответила Соня. — Я тебя жду просто как солнечного света!
— А что, у вас там проблемы с солнечным светом?
— Еще какие, — засмеялась Соня. — Вторую неделю снегопады, сплошная пелена снега, не разобрать, где небо, где земля... Нила, пожалуйста, приезжай!
Ну могла ли я не уступить таким просьбам? Я пообещала, что сообщу Соне точную дату своего приезда, и принялась паковать вещи.
Судьба словно подталкивала меня, отправляла в забытую, совсем неродную Россию с упорством, достойным лучшего применения. Уже куплен был билет, выправлена виза и собран багаж и я давала последние наставления Кэтнян, умоляя ее не слишком терзать дорогую кузину Хуа и побольше времени уделять образовательным программам... Уже я позвонила Соне и сообщила дату и время своего вылета... Уже мне казалось, что я одной ногой в России, представлявшейся полусказочной страной...
Но накануне моего вылета произошло удивительное, еще более удивительное, чем сон, в котором покойный кузен Го играл со мной в маджонг.
Мне позвонил сам учитель Ван То.
Это все равно как если бы обычному христианину позвонил архангел!
— Учитель, — сказала я, едва дыша в трубку, — как я рада вас слышать!
— Оставь эти любезности для светских мужчин, Нила Чжао, — как всегда ворчливо потребовал учитель Ван То. — Я звоню тебе не за тем, чтобы слушать твои восторги. До меня дошли сведения, что ты собираешься ехать в Россию...
— Да, учитель. Меня пригласила моя подруга...
— Несчастная, ты даже не представляешь, в какое переплетение судеб ввязываешься! — с неожиданным гневом в голосе заявил учитель Ван То. — Ты слишком опрометчива и доверчива, ученица! Знай же, что в этой стране, родившей тебя, многие несчастья тебя постигнут, многие злоключения. Ты можешь там потерять себя, погибнуть как мастер фэн-шуй! Не для того я учил тебя! Опасность дышит тебе в плечи, а ты беспечна, как мотылек! Жизнь плетет крепкие сети, из которых тебе уже не удастся выбраться!
Я удивилась и словам и тону наставника, удивилась до растерянности:
— Что же мне делать, учитель?
— Откажись от этой поездки, — сказал мой наставник. — Откажись от всякого общения с этой женщиной. Она принесет тебе только неудачу! Она лишит тебя сил, которые ты так долго копила в душе!
И вот тут вскипела во мне злость, недостойная меня, внезапная. Злость, которой не следовало давать волю.
— Учитель, — сказала я, внутренне мрачнея. — Вы, верно, не заметили, но я давно стала
— Глупая девчонка! — В голосе учителя слышалась печаль, смешанная с разочарованием. — Я предполагал, что ты не захочешь внять совету, но все-таки дал его тебе.
— Спасибо, учитель, — ответила я. — Совет я приняла, но все равно поступлю по-своему. Поздно сдавать билет, да и телеграмму Соне я уже отправила...
— Что ж, — голос учителя был по-прежнему печален, — ты слишком торопишься навстречу своим бедам, даже не хочешь ждать, когда они сами отыщут тебя...
— Учитель, я научилась отражать беды, — сказала я.
И услышала ответ:
— Когда ты говоришь, что научилась, значит, ты ничему не научилась. Когда я посылал тебе письмо с говорящей рыбкой-фу, я думал, что посылаю письмо ученице, а не глупой женщине с паклей вместо мозгов.
Я вспомнила про письмо с алой говорящей рыбкой...
— Так то письмо было от вас, учитель? Но мой наставник уже положил трубку.
От этого разговора я ужасно расстроилась, но даже он не мог поколебать меня в моем решении.
Я вдруг твердо поняла, что не могу прожить без России и дня. А уж без общества Сонечки Вязовой — тем более.
Позднее, гораздо позднее я спрашивала себя: какая сила владела мной тогда? Спрашивала — и не находила ответа...