Когда часы на башне Святовиттского собора били час ночи, концерт заканчивался, и приятели в обнимку возвращались к реке. В такие минуты скелет утешал товарища, которому как будто ещё тоскливее и горше становилось от музыки, в которой он искал успокоения, но не находил. Но это не мешало ему каждую ночь возвращаться сюда, чтобы снова излить отчаяние неуспокоенной души в звуках органной музыки.
А ещё, говорят, порою видели, как ночного капеллана, бредущего к Влтаве по кладбищу, пыталась догнать прекрасная девушка в белых одеяниях и с безумным взглядом, и утверждали, что это была Юдифь. Но хоть бежала она гораздо быстрее уныло бредущего Иссахара, ей никак не удавалось догнать его, когда же отравительница осознавала всю тщетность своих усилий, она впадала в ярость, и горестный вопль тогда раздавался над вертоградом мертвых. До Страшного суда будет искупать она свой грех ревности, толкнувшей её на страшное преступление…
А на могиле Суламифи каждую весну расцветают розы. Считается, что если еврейский юноша преподнесёт такую розу своей девушке, то их любовь будет такой же преданной и вечной, как любовь дочери богатого торговца и бедного сына закройщика…
Однажды уважаемый рабби Исаак, староста Еврейского Города, ехал через дремучий лес, возвращаясь в Прагу из дальней поездки. Вдруг лошади встревоженно запрядали ушами, зафыркали и… встали. Ни в какую не хотели они двигаться с места, а время уже было позднее. Рабби вдруг увидел золотистые всполохи, что змейкой мелькали невдалеке от дороги, он вышел из повозки и, оставив её на возчика, который, ругаясь, безуспешно возился с лошадьми, пошёл за огоньком, полагая, что так можно найти сокровище.
Но всполохи золотистого света, как и положено таинственным огонькам, тут же начали углубляться в лес. Это оказалась саламандра, рабби успел разглядеть ящерку с золотистой кожей, она-то и привела его к цели. Отодвинув ветки боярышника, он увидел поляну, по которой там и тут были рассыпаны горки золотых и серебряных монет. А среди этого богатства, орудуя лопатами, шныряли крошечные бородачи. Белые волосы и бороды у них были длинные и опускались до земли. Староста понял, что встретил карликов, по преданию являющихся хранителями подземных кладов.
— Я рабби Исаак, и жутко извиняюсь, если помешал вашему милому труду, но позвольте спросить: кто вы такие?
Карлики остановились, и все как один воззрились на старого еврея.
— Мы ваши праотцы, — с важным достоинством ответил ближайший к ребе и, судя по более внушительному виду по сравнению с остальными, главный из карликов.
Рабби Исаак тут же припомнил еврейских праотцев.
— Не те, — сердито проворчал карлик, тут у него, видно, зачесалось в ухе, и он яростно поковырял в нем черенком лопаты. — Наш народ жил задолго до вашего и властвовал на этой земле! Но потом пришли вы, гиганты чертовы, и истребили нас, а кого не смогли, загнали под землю!
— В священной Торе этого нет, — с некоторым чувством превосходства сообщил уважаемый рабби. — Но не буду спорить, всё равно огромное вам спасибо за добросердечный и искренний ответ.
Однако он не собирался уходить, не решаясь задать главный волновавший его вопрос: кому принадлежит это золото? Почему-то он подозревал, что деньги эти предназначались для человека и возможно даже, что этим человеком был он сам, рабби Исаак. Иначе зачем тогда его к перебирающим золото карликам привела саламандра?
— Можешь даже не спрашивать, не тебе. — Единственный заговоривший с ним карлик как будто прочитал его мысли.
Рабби смутился и опустил взгляд. Остальные же продолжали свою работу, по-видимому прерванную появлением человека. Они подгребали деньги в одну большую горку и ссыпали в появившийся невесть откуда огромный железный сундук.
Наконец дело было сделано, и карлики, все кроме одного, исчезли вместе с золотом и серебром. Осталось валяться на траве, посверкивая, только три золотых дуката.
— Эти тоже не тебе, но могу поменять по курсу один к двум, — предложил практичный карлик.
Любопытный еврей согласился. Он был достаточно богат и заплатил шестью дукатами за три волшебных. Потому что таким образом собирался выяснить, кому предназначается это богатство, и вовремя приблизить к себе этого человека…
Благополучно выбрался старый рабби из леса. Лошади уже успокоились и быстро довезли благочестивого старика до дома. Едва дождавшись утра, рабби взял одну монету, подержал в руках — на первый взгляд ничего волшебного в ней не было. Тогда он завернул её в бумажку и выбросил на улицу, после чего уселся у окна и не спускал с неё глаз,
— Ты не собираешься сегодня в синагогу, дорогой Исаак? — вопросила его вошедшая в комнату жена, с удивлением обратив внимание на то, что рабби что-то пристально высматривает на улице.
— Нет, драгоценная Сара, я слишком занят.
Позже она снова заглянула.
— Тогда хоть поешь, муж мой. Я поставлю твою мацу на подоконник, чтобы ты не пропустил то, что так тщательно там высматриваешь. Что бы это ни было, надеюсь, это принесет нам прибыль.
Так и просидел Исаак у окна целый день, а когда собирался было бросить это, время уж шло к закату, как к тому месту, где лежала монета, подбежал какой-то бедно одетый мальчишка, нагнулся за бумажкой, подобрал её и тут же убежал дальше по улице.
На следующий день рабби проделал то же. Жена начала опасаться за его рассудок, и благочестивые евреи уже не ждали своего рабби в синагоге, а с любопытством глядели на него, сидящего в окне, и обсуждали его психическое здоровье. Вечером опять произошло то же, что и накануне. Тот же мальчик почти на бегу подобрал бумажку и убежал.
А на третий день к нему повалили члены общины, чтобы повидать своего больного наставника и попытаться вытащить его из сетей безумия. Однако он велел никого не впускать, а если вдруг какому- нибудь особо ревностному другу удавалось прорваться, Исаак отвечал на его вопросы неохотно, даже не оборачиваясь, после чего сердито требовал, чтобы тот его не отвлекал, а во имя гневливого Яхве занялся лучше своими насущными делами.
К вечеру опять прибежал тот же юный иудей, подобрал бумажку и стремглав унесся прочь. После этого рабби Исаак окончательно понял, что клад карликов в будущем будет принадлежать этому мальчику. Он вскочил с места и побежал в синагогу, где сделал заявление о пропаже трёх дукатов.
Жители Еврейского Города окончательно уверились в помрачнении рассудка своего ученого ребе, все ведь знали, что он просидел все эти дни у окна и негде ему было потерять эти дукаты, да ещё на протяжении трёх дней. Каждый день по одному дукату. Все пересказывали его слова своим близким, соседям, знакомым и полностью уверились в том, что несчастный рабби Исаак сошёл с ума и ищет какие-то дукаты.
И уж конечно никто не ожидал, что объявится человек, нашедший все потерянные деньги. Но мальчик по имени Мордехай Майзл, который подобрал монеты, пришёл к ребе, сразу как только узнал, чьи это деньги. Просто ребёнок увидел сон, в котором какой-то подозрительный господин очень низкого роста, с наклеенными пейсами и в касторовой шляпе, слишком большой для него, раздражённым голосом велел ему каждый день приходить на то место напротив дома ребе и подбирать бумажки, в которых он найдет дукаты. Так вот, как только он узнал, что монеты эти принадлежат их рабби, Мордехай тут же прибежал к его дому и честно вернул ему его деньги.
— Третий ты оставил себе как вознаграждение? — Старый Исаак поражённо, но с уважением посмотрел на Мордехая. — Ты далеко пойдешь, мой расчетливый мальчик!
Мордехай обиженно затряс головой.
— Нет, ребе, я отдал его маме. Отец мой слепой, мать больна, дома нечего было есть и не на что купить лекарство, без которого ей не прожить и недели, — поспешно объяснил он, глядя на ребе большими печальными глазами. — Вчера мы наконец-то увидели хлеб…
— Ты меня разжалобил, добрый мальчик. Скажи, как тебя зовут?
— Мордехай Майзл, ребе!
— И как же ты нашёл эти дукаты?
