— Ты пей, пей, не спрашивай, плохого не дам, — ласково сказала Маланья.
Серый мгновенно пришел в себя и перестал гладить гирю. Толян и Колян не шевельнулись, но оба раскрыли глаза.
Шеф взял стакан, приблизил его к правому, здоровому, глазу и, принюхавшись, осведомился:
— Аспирин?
— Ага! — коротко ответила Маланья, с трудом удерживаясь от того, чтобы не двинуть шефу по челюсти.
На лице Эдика разлилась идиотская улыбка. Он выдохнул воздух, одним глотком осушил стакан, но так и не вдохнул. Совершенно круглыми глазами он уставился на Маланью. И старуха не выдержала:
— Ты чего не дышишь-то? — испугалась она.
По щекам шефа градом покатились крупные слезы, он выронил стакан, судорожно вздохнул и повалился на кровать.
— Ну вот, теперь как новенький! — обрадовалась Маланья, глядя, как лицо шефа лиловеет на глазах. Одно ее беспокоило, что время от времени Эдик сгибался пополам, как червяк, и так же быстро разгибался.
«Подушку бы рогами не проткнул, — забеспокоилась бабка, — может, ему лучше полено под голову подложить? Стукнется раз-другой и затихнет!» — Однако подойти ближе чем на метр она не решилась. Побоялась рогов.
Между тем шеф сгибался и разгибался со всевозрастающей амплитудой и в какой-то момент начал расплываться, исчезать в быстрых колебаниях. В воздухе явственно запахло озоном.
Зачарованные зрелищем братки даже не услышали, как стукнула калитка и противный голос Лисипицина захныкал под окном:
— Отдайте мои тридцать процентов! Иначе я буду жаловаться! Где ваш шеф?
— Тута я! — крикнул Эдик, выпадая из прозрачности, мокрый от пота и с перекошенным лицом. — Иди на фиг, пока не убил!
— Ухожу, ухожу, — вежливо откликнулся Лисипицин. — Я просто напомнил!
— А ну пошел! — загомонили братки. Серый замахнулся гирей и вмазал Толяну. Тот ласточкой вылетел в окно и грохнулся прямо на Лисипицина.
— Убивают! — взвизгнул Рудольф и пустился наутек.
Толян, ни слова не говоря, залез в окно и снова улегся на кровать.
Утро было тихим, безоблачным и обещало прекрасный день. Однако братки пребывали в скверном расположении духа. Почему-то хотелось спать, и опять же неизвестно почему у всех четверых ныли рога.
— Подъем! — гаркнул наконец шеф, но вместо бодрого крика вышел какой-то дребезжащий петушиный пассаж.
Тем не менее команда зашевелилась, перестала вздыхать, и на Эдика уставились три пары мутных, словно подернутых болотной ряской, глаз.
— Рога болят, — пожаловался Колян, — спасу нет!
— Отставить! — прошептал Эдик. — У всех болят рога. Но надо быть в форме. Сегодня отчаливаем. Нужно соответствовать. Начнем с зарядки… Толян, не толпись в проходе, лежи смирно, потом разберешься с Серым, кому сказал?!
Толян вздохнул, обиженно покосился на Серого и повернулся к шефу. Не вставая, шеф поднял вверх желтые жилистые руки и развел их в стороны.
— Раз-два!
При этом он угодил Толяну в глаз, и тот залился долгим жалобным воем.
— За что? — причитал Толян. — Что я тебе сделал?
— Извини, — смутился шеф, — нечаянно вышло! Ты вон мне тоже вчера каблуком в глаз заехал, а я хоть бы хны!
— Нас бьют, а мы крепчаем! — поддержал разговор Колян.
— Точно! — подтвердил Серый и тут же раскашлялся, схватившись за грудь, на которой лежала гиря.
— Продолжим, — предложил шеф. — Упражнение следующее: пошевелили правой ногой… Достаточно! Пошевелили левой… Сильней. Еще сильней! Ох! Свело, не разогнуть! — Эдик заорал и забил руками по кровати.
— Иголкой надо кольнуть, — лениво посоветовал Толян.
— Рогом! — предложил Колян и, дотянувшись до шефа, боднул его в ногу.
— Спасибо, Колян. Ты настоящий друг! — прочувствованно сказал Эдик, потирая рога. — Да что ж они болят, проклятые? Будь другом, Колян, посмотри!
Польщенный вниманием шефа, Колян поднялся с кровати и наклонился над командиром. С минуту он рассматривал рога, а потом уставился на Эдика.
— Труба, шеф! — еле слышно прошептал он.
— Что? — испугался Эдик. — Что такое?
— Кариес! — трагическим голосом возвестил Колян. — Шеф, у тебя в обоих рогах дупла, как в зубах. Неужели и у нас то же самое?!
— Только без паники! — заволновался Эдик. — Гниют рога — это, может, даже хорошо. Сгниют на фиг, и выдирать не надо!
— Надо, шеф, надо! — застонали Серый и Толян. — Это же сколько терпеть?
— А может, действительно сходить к зубному врачу? — задумался Эдик. — Пусть выдирает. Только с заморозкой. Слушай мою команду! — сказал он. — Сейчас перекусим — и к зубному! А пока — водные процедуры.
Шеф вылез из-под одеяла и прошлепал на кухню, стараясь не налетать на предметы. На кухне гремела посудой Маланья. Но вместо веселого зычного голоса слышалось только ее тяжелое дыхание.
— В монастырь пойду, — сказала наконец старуха, — это мне наказание за грехи тяжкие. Вот уж и черти дома живут!
— Если черти живут, — весомо сказал шеф, — то ходи, не ходи — никакой монастырь не поможет!
— А все вы, ироды несчастные, — завопила вдруг бабка, — свалились на мою Голову!
— Мы не свалились, — обиделся Эдик. — И мы заплатили тебе хорошие деньги. А ты нам даже жрать не даешь!
Старуха тут же насупилась:
— Всем давать без меры, так свинью кормить будет нечем. У меня на все одной картошки ведро уходит, а еще капустный лист!
— А мясо? Где мясо? — застонал Эдик. — Хотя бы по кусочку на брата!
— Врачи говорят, что мясо вредно, — набычилась старуха, — от него кровь портится.
— Это от твоей шамовки все портится, — пошутил шеф, судорожно облизываясь и косясь на чан, в котором булькало пахучее варево.
Старуха перехватила взгляд и ухмыльнулась:
— Что, вкусно пахнет?
— Нормально, — сказал шеф, прислушиваясь к бурчанию в желудке, — накладывай, нам сегодня некогда.
— А что так? — невинно поинтересовалась бабка.
— Дела! — отмахнулся шеф и тут же замер, пораженный внезапной мыслью. В комнату он не вошел, а влетел. — Пацаны, где сундуки?
— А мы их это, шеф, в пруде утопили! — сказал Колян, глупо ухмыляясь.
— Как — утопили? — взревел Эдик. — Да вы в своем уме?!
— Все нормально, шеф! — поддержал напарника Серый. — Мы рыжевье перетарили в мешки, присыпали картошкой и спрятали в погреб. На всякий случай.
— В погреб? — завизжал шеф. — В сарай?! Да вы идиоты! Вас убить мало! Взять и выбросить сокровища на улицу!
— Все путем! — стал уговаривать шефа Толян. — Погреб глубокий. Никто туда не залезет. Да у нее на
