помогло, потому как на деревенском сходе порешили: умер – значит, умер, и точка. Мотыгами его в дом загнали и спалили с женой заодно. Оно, конечно, не исключено, что мужик прежде-то и не умер, а просто спал беспробудно спьяну. Только на этот раз все прошло как по маслу. Зола и пепел только и остались.
– Значит, с «воскресенцами» можно бороться исключительно огнем? – уточнил Кузнецов.
– Как вариант, можно нашинковать,– успокоил Николая отшельник.– В джунглях за рекой видели обезьян, у которых лапы держатся на одних сухожилиях, а с голов кожа вся слезла. Голые черепа. Мрак. Там, впрочем, законы волчьи, а за вожака у тех волков мальчуган какой-то. Не по годам развитой. Он свою территорию периодически зачищает, а потому обезьян тех больше не встречали. А еще есть вести о крокодиле, который развалился на глазах у женщин, стиравших на речке белье.
– Выходит, нам за дохлым скотом по лесу рыскать и в капусту его рубать? – насупился Задов.– Ни хрена себе сафари!
– А давайте лес подпалим,– простодушно предложил Батыр.– Эффективно. Я в степи этот способ опробовал, когда там геологи нефть искали.
– Я тебе подпалю! – аж затрясся от понятного возмущения Раджив.– И выходит, кстати, совсем другое. Полагаю я, что кто-то все-таки добрался до хранителя и теперь тешится, оживляя мертвых. Надо сбегать до разрушенного дворца и разобраться, кто этот кто-то, а главное, что ему нужно…
– Кто-то все-таки добрался,– задумчиво повторил Кузнецов.– Значит, подобные попытки уже были?
– А то! Ходоков всегда хватало. Кто по удали, а кто корысти ради,– ударился в приятные воспоминания отшельник.– Много кого перевидал. И все у меня дорогу спрашивали, мимо-то не пройдешь. Конкистадоры, те сразу в Вонючем болоте завязли. Были потом рыцари-храмовники, мечом перед носом мне махали, вентиляторы ходячие. Далеко прошли и эти, как их бишь, отцы святые из инквизиции ватиканской. Ну эти- то ребята добрые, все мне к пяткам угли горящие прикладывали да в мешок с гвоздями засовывали. Я уж было за такое внимание чуть не помог им, но тут они меня живьем прикопали. Чудно я тогда помедитировал, а как выбрался – их и след простыл.
– А наших тут не было? – заинтересовался Кузнецов.
– С Руси двое захаживало. Один – Ивашко-дурак, сам так, извините, представился. Дурак я, говорит, что с этой Василиской связался. Шалава, говорит, она еще та. Разговорчивый такой паренек. Уж и не упомню, сказал я ему дорогу али нет, потому как утром проснулся, а голова трещит, рассолу просит. Только какой тут рассол. Одни бананы. Нет, он так ничего был, компанейский паренек. А другой по одежде вроде из ваших, в фуражке зеленой. Карабин на одном плече, сапоги, веревочкой перевязанные, на другом. Экономный, жлобина. Да только вода ему была без надобности: у него в рюкзаке своя была. Прижимистый, не поделился.– Отшельник бросил взгляд на свой увесистый посох, на котором виднелись глубокие отпечатки чьих-то клыков.– Демона мохнатого он на цепи вел. Кличка Ингус. Имя наше, да нравом больно непочтенный.
– А этот чего тут шукал? – полюбопытствовал Задов.– «Рыжье», в смысле золото?
– Паренька искал какого-то и Шамбалу. Даже я тут удивился. Туда ищут путь все больше просветленные духом, те, кому позарез нужен свет истины. А он сияет аурой своего ручного демона, и третий глаз водой его горючей залит. Говорю, зачем тебе Шамбала, дорогой, иди проспись… А он говорит, что письмо [39] у него от отца народов к угнетенным трудящимся Востока. Я порекомендовал ему поискать путь в своем сердце, так он начал ругаться и ушел. Этот путник последним был. А всего человек сорок наберется.
– И никто не вернулся? – нежно улыбнулся Лева.
– Никто.
– Нам шандец! – невесело прокомментировал Задов, поворачиваясь к батыру.– Хана нам, бек. Кранты.
– Я буду с вами, друзья,– степенно успокоил гостей отшельник.– Пошли домой, отдохнем перед дорогой.
– Сколько же вам годков? – апатично поинтересовался Задов уже в хижине.– Наверное, прикладываетесь к водичке-то?
– Мои года – мое богатство,– мрачно ответствовал отшельник, гостеприимно указывая на грязные тростниковые циновки, сваленные в углу лачуги на земляном полу.– А кто не пьет?
– Я про источник,– уточнил Лева минуту спустя, но старец уже громко храпел.
Друзья приспособили вещмешки вместо подушек и последовали его примеру. Измотанные дорогой, они уснули практически мгновенно и спокойно.
Один только Батыр еще долго ворочался и протяжно стонал. Ему снилось, что гигантская полосатая в звездочках кобра, обвившая землю, и красный демон Чучхе, витающий в воздухе, схватили его и тянут в разные стороны. При этом каждый кричал: «Он мой! Мой!»– и все сильнее тащил к себе. Но тут появился какой-то голубоглазый, напоминающий Петруху паренек с посохом и украшенным рубином кинжалом и, отрубив беку обе руки, завыл по-волчьи. Освобожденный бек вскрикнул, но тут же заметил, что у него отросли новые руки, и успокоился. Дальше Батыр спал тихо, причмокивая во сне губами и пуская сладкие бетелевые слюни. Теперь ему снилось, что геологов в его степи давно нет, а он, бек, пьет кумыс, приготовленный мамой. Это был его любимый сон.
Рано утром отшельник бесцеремонно растолкал своих гостей. Очевидно, пора было собираться в дорогу.
– Когда выдвигаемся? – по-военному спросил Кузнецов, ополаскивая лицо дождевой водой из кувшина.
– Сейчас пойдем, братья! Поедим досыта, и вперед,– ответил отшельник, черпая из котелка и разливая по чашкам сложенными ковшиком ладонями мутную жижу. Расставленные чашки ему заменяла скорлупа кокосов.
– Далеко идти? – уточнил бек. При виде завтрака его потянуло на свежий воздух.
– Все относительно,– вздохнул отшельник, залпом опустошил свою скорлупу, вытер краем тюрбана рот и неожиданно легко вскочил на ноги. В руке у него был походный посох, на плече висела сума.
– Пошли,– согласился Батыр, внимательно разглядывая посох. Точно такой же был у мальчика в его сне. Сын степей закатал рукава. Повыше локтей в складках жира намечались две глубокие поперечные морщины. «Отлежал»,– успокоил себя бек и пошел к выходу, догоняя коллег по несчастью.
Солнце еще не встало, но уже было достаточно светло, чтобы отправляться в путь. Переживания вчерашнего дня улетучились, как утренний туман. Путники двинулись по звериной тропе, поросшей редкой травой. Слева и справа от тропы виднелись пальмы, пальмы, пальмы – и ничего больше. К Вонючему болоту отряд вышел только к полудню. Болото действительно воняло, а кольцо мангрового леса вокруг него было изрыто ямами. Как объяснил старец, при магарадже местные жители тут добывали торф.
– Смотрите, там кто-то есть! – указал в сторону остроглазый Батыр.
У дерева рядом с одной из ям неподвижно стояли два рыцаря в полном боевом облачении. По всей видимости, они провалились в трясину в незапамятные времена, и на тела их крестьяне наткнулись уже при добыче торфа.
Подданные магараджи вытащили несчастных и прислонили к деревьям. Один из рыцарей держал в руках двуручный меч, другой – булаву. Погружаясь в трясину, ни один из них оружия не бросил, и Кузнецов, вытянувшись, молча отдал им честь, хотя и ему было не совсем понятно, почему эти два идиота полезли через болото в тяжелых доспехах.
Торф забальзамировал тела и выдубил их кожу. Что-то или кто-то помешал торфодобытчикам снять с них латы, стоящие целое состояние, и за них это попытался сделать Задов. Двигала им, правда, в этот раз не природная скаредность, а естественное желание определить национальность мумий по клейму на латах. Однако попытка разжать пальцы на мече успехом не увенчалась. Рыцарь держал рукоять мертвой хваткой.
Кузнецов нахмурился, а отшельник только покачал головой. Задов обиженно засопел, отошел и долго делал вид, что разглядывает пятна на солнце. Успокоился он, только получив легкий ожог роговицы левого глаза.
Под руководством отшельника путники вырубили по двухметровой слеге из бамбука и начали усердно форсировать болото. Шли след в след, и поначалу мох лишь хлюпал под ногами, но чем дальше, тем глубже погружались их ноги, и вскоре они вымокли уже до колен.
