дворец-крепость и долго жил в нем со своей семьей, доверенными слугами и личной гвардией из родственников. Всем остальным вход в ущелье был запрещен под страхом смерти. А высушенные трупы тех, кто смел ослушаться магараджу, можно было увидеть в клетках, развешанных вдоль дороги, ведущей в горное ущелье. Красивые были клетки! Двух одинаковых не найти, все с завитушками, дно шипами утыкано. Умели раньше делать. Не то что нынешний ширпотреб.
– Продолжайте, почтенный,– подбодрил Раджива Кузнецов, заметив, что старик готов удариться в сравнительный анализ местного кустарного промысла двух эпох.
– Да-да,– очнулся отшельник.– Так вот, люди в долине рождались и умирали, а магараджа все не старел. Раз в год, во время праздника Мухаррама, все трепещущие подданные могли видеть его на белом слоне, украшенном лентами, которые были отделаны жемчугом, золотом и драгоценными камнями. Бивни украшали золотые наконечники. Он ехал впереди праздничной процессии в золоченом паланкине, а за ним скакали всадники. Один всадник, два всадника, четыре всадника, восемь всадников, шестнадцать всадников, тридцать два всадника, шестьдесят четыре всадника… Кстати, друзья мои, готов побиться о заклад, что вы не знаете, сколько потребуется банок тушенки, если на первую клетку шахматной доски положить одну банку, на вторую – две, на третью – четыре, на четвертую – восемь банок, на пятую…
– У нас только говяжья,– грубо оборвал Раджива Задов.– А коров вы не едите.
– Жаль,– пожевал губами отшельник и тяжело вздохнул.– В смысле, что говяжья… Короче, магараджа был той еще чванливой свиньей.
– У нас тоже полно всяких сказок о живой воде!– встрял Задов. Он был человек дела, и народный эпос мог вдохновить Леву лишь на сон. Исключение он делал только для былин о любовных подвигах Алеши Поповича, пикантные подробности которых в изложении богатыря доставляли Леве немало приятных минут.
– Ваши сказки – наша реальность,– осадил Задова Раджив.– Так вот, прослышав о неприличном долголетии магараджи, на его княжество напали с юга его соседи маратхи. Царь маратхов, после того как его послов развесили вдоль дороги в приличествующих их высокому рангу золотых клетках, ночью перешел границу у реки, посадил легкую пехоту на колесницы и мощными слоновьими клиньями прорвал оборону магараджи и осадил дворец Шиваджи.
– Блицкриг,– понимающе кивнул Кузнецов.
– Не знаю, что такое блиц, но крику было много,– согласился отшельник.– Царь маратхов отправил парламентера с просьбой о махоньком таком кувшинчике эликсира. В обмен он обещал снять осаду и подарить трех слонов, груженных золотом. Ответ отправили из-за крепостной стены катапультой. Под ноги царя упала голова парламентера, а на окровавленной чалме его было написано: «Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам испить воды моей, старый козел».
– Логично,– одобрил Задов, тут же делая отшельнику извиняющий знак, чтобы тот продолжал.
– И тогда войска царя пошли на приступ. Тучи стрел затмили солнце. Ряды защитников таяли. Слоны в доспехах высадили кованые ворота. Охрана повисла на копьях врагов. Магараджа поджег замок и в последнюю атаку остатки своей гвардии повел лично. Отбросив врага от ворот, они вырвались навстречу гибели, а впереди шел Шиваджи с мечом в левой руке и головой в правой.
– Левша, значит,– в походном блокноте что-то пометил Задов.
– Он шел и сражался, пока его не растоптали в кровавую кашу боевые слоны.
– Чушь все это! – меланхолично заметил Батыр, засовывая в рот очередную порцию бетеля.– Если есть такой источник, то мы бы о нем знали. По сводкам.
Отшельник начал заметно раздражаться, но медитировать было некогда:
– Слушайте дальше. Когда враги вошли во дворец, началось землетрясение. При таком раскладе все рухнуло. Кто погиб, кого покалечило. Источника не нашли. Царь маратхов ушел несолоно хлебавши. По пути домой в честь своей сомнительной победы он развешивал немногочисленных пленных и подданных магараджи вдоль дороги вместо флагов. За шею. А развалины заросли джунглями, и живут там теперь только змеи, обезьяны и хранитель.
– Так ведь источник завалило при землетрясении,– вкрадчиво уточнил Задов, облизнув враз пересохшие губы.– И что же тогда он там хранит, хранитель ваш? Золото?
– Незадолго до штурма магараджа отправил однорукого сотника своей гвардии с поручением. Когда тот вернулся, развалины уже не дымились. Сотник искал в подземельях дворца спасшихся, но отыскал лишь трещину, из которой капала вода. Сотник изнывал от жажды и, подставив первый попавшийся сосуд, наполнил его и испил. Усталость прошла, рука отросла, а он помолодел. Так сотник стал хранителем. Теперь он собирает воду по капельке и хранит в тайных закоулках подземелья. А капли падают в золотую чашу все реже и реже.
– А кому он собирает живую воду? – спросил Батыр.
– Кому, кому… – сварливо проворчал отшельник.– Кому надо, тому и собирает!
– Мы-то вам на кой ляд сдались? – не выдержал наконец всегда вежливый Кузнецов.
– Каждое полнолуние хранитель присылал ко мне одноногого попугая, единственного своего друга, которого воспитал еще птенцом. Это условный знак, что все в порядке. Иногда мы обменивались через пернатого небольшими весточками. Так вот, уже несколько лун птичка не прилетала.
– Может быть, погода нелетная,– небрежно заметил Задов.– И, кстати, чаша, в которую собирают эликсир, она действительно золотая или вы это образно?
– Это ноги у попугая нет, а крылья все на месте. Он всепогодный. Летает, как стрела Кришны, и днем и ночью. И нужны вы мне, потому как уж очень странные вещи вокруг происходят. Хранитель на связь не выходит, это раз. Мертвые среди живых появились, это два. Бананы мне надоели, это три. Какой вывод?
– Перебить, и всех делов,– безапелляционно предложил воинственный после последнего падения со слона Батыр.
– Кого перебить? Они же мертвые! – удивился Задов и растопырил пальцы и руки в стороны. Именно так, по его мнению, должен был выглядеть мертвец.
– Нам бы детали всех этих странностей,– попросил педантичный Кузнецов, озабоченно потирая лоб.
– Сами увидите,– заверил отшельник.– Вот только сходим на речку. Здесь, кстати, недалеко.
От очага они зажгли переносные самодельные лампы. В скорлупе кокосового ореха фитиль плавал в масле и света давал немного, но его было вполне достаточно, чтобы видеть и под ногами, и в пяти-шести метрах вокруг. Николай шагнул за порог и удивленно поднял брови: у лачуги было пусто – ни слона, ни погонщика.
– Слинял, зараза,– обозлился Задов,– и слоника спер.
Надо сказать, что Лева за время путешествия почему-то очень к Хатхи привязался, но сознаваться в этом не стал бы даже в подвалах Скуратова. Сознаваться вообще дурной тон…
– Вернется,– убежденно произнес отшельник, поглаживая голову.– Устанет ходить по кругу и вернется.
Когда они подошли к реке, уже почти стемнело. В черной воде отражались огни зажженных в хижине светильников. Зверье шло утолить жажду непрерывным потоком, как болельщики на финальный матч чемпионата мира по футболу. К воде следом за вожаком как раз приближалось стадо буйволов, ведомое кряжистым самцом.
Крупные животные не понравились Кузнецову с первого взгляда. Внешность их была просто отталкивающей. Заметны были ребра, выпирающие сквозь дыры в коже, плешивые шкуры грязно-серого цвета. А когда буйволы начали пить, стало видно, что у некоторых вода тут же выливается из гниющих дыр в брюхе.
Бек брезгливо отвернулся. Задов же разглядывал стадо с нездоровым любопытством.
– Это еще не все,– скорбным голосом произнес отшельник.– Обычно мы сжигаем покойников на погребальных кострах, но выше по течению есть деревня рыбаков, в которой умерших по традиции оборачивают в саван, сносят к реке на носилках и отправляют на волю волн. Теперь представьте себе ужас и возмущение общественности, когда один такой покойник через три дня вернулся в деревню. Все его имущество, лодки и сети давно поделили, вдова с новым хахалем, а он приперся. В волосах тина, плечи подергиваются, под глазом синяк, все руки в пиявках. Хахаля-то он выгнал, жену отлупил, но это ему не
