Внезапно из высокой травы выскочила антилопа и помчалась прочь, словно по пятам за ней гнался заммордух Баранов. Потом повстречалось стадо диких кабанов с поросятами.
Свиньи слону дорогу уступили неохотно. Сойдя с тропы, они еще долго хрюкали вслед, оскорбляя серого гиганта, служившего людям. Они перехрюкивались так мерзко, что разозлился даже внезапно проснувшийся Задов. «Вернуться бы и начистить им рыла!» – злобно подумал Лева, вновь погружаясь в дремоту.
Был момент, когда отважные путешественники были на поросячий хвостик от смерти, но узнать об этом им так и не довелось.
Когда они проходили особо узкий участок тропы в маленькой ложбинке, то не заметили, что, замерев на месте, за ними настороженно наблюдает стая волков во главе с мальчиком, на груди которого висел кинжал, украшенный крупным рубином. На пришлых мальчик смотрел исподлобья. Он не любил белых людей и еженедельно обновлял экспозицию их черепов в белых пробковых шлемах.
Однако на этот раз у него было по меньшей мере три причины, чтобы оставить колонизаторов в покое.
Во-первых, с Хатхи он был одной крови – слон и он.
Во-вторых, ему позарез нужно было по-скорому смотаться в соседнюю деревню за огненной водой и огненным цветком, чтобы показать оборзевшему вконец Шер-Хану, кто в джунглях настоящий хозяин.
В-третьих, хотя мальчик себе в этом никогда бы не признался, его смутил запах дешевой армейской ваксы на сапогах высокого блондина и его черный головной убор с козырьком. Сладкий, дурманящий аромат, забивающий благоухание цветов, вызвал ранние младенческие воспоминания – высокого сильного мужчину, который вырвал малыша из лап стаи шакалов, неделю лечил водичкой, обжигающей нутро и раны, и все приговаривал: «Заберу тебя, бедолага, к ядреной матери, и усыновлю. Будешь мне под старость груши да каштаны в саду обрывать». Через неделю, впрочем, малыш от мужика сбежал, но вкус странной воды, запах сапог и вид головного убор – правда, зеленого, а не черного – бережно хранил в своем сердце как единственное в жизни светлое воспоминание.
Так что волчью засаду слон и путешественники миновали беспрепятственно и спустя еще пару часов заметили среди деревьев слабо мерцающий огонек. Слон, помахивая хоботом, зашагал бодрее. Где огонь, там всегда пища, ночлег и отдых, если это, конечно, не лесной пожар. Хотя и там некоторые отогреваются душой.
Тропа, по которой они ехали, медленно забиралась в горы. За очередным поворотом между деревьями показалась поляна, на которой стояла убогая хижина, крытая пальмовыми листьями и листами влажного от сезонных дождей картона. Сквозь открытую дверь виднелся очаг, в котором ласково плескался замеченный ими огонь. А рядом с лачугой в набедренной повязке и в тюрбане на голове стоял человек, который кормил обезьяну и что-то ей настойчиво втолковывал. Он был худ до такой степени, что кости его, казалось, вот- вот прорвут черную кожу. Обезьяна между тем с важным видом набивала свои защечные мешки орехами и степенно кивала, как будто соглашаясь. Она заметила гостей первой, схватила хозяина одной лапой за повязку, другой указала на появившегося слона и опрометью скрылась в лесу.
Незнакомец, близоруко щурясь, рассматривал сползающих со слона людей и настороженно прислушивался к стонам бека, руки и ноги которого изрядно затекли.
– Мир вам! – гостеприимно приветствовал он небольшой отряд, вежливо дождавшись, когда бек, последний из покинувших корзину, сочно шмякнулся на землю.
Проводник Хирли часто и суетливо кланялся, сложив перед грудью ладони рук в индусском приветствии.
– Слышь, доходяга! Ты, случаем, не отшельник?– спросил старика в лоб Задов, почти не сомневаясь в ответе.
– Некоторые и так меня называют,– задумчиво согласился незнакомец и прихлопнул пяткой комара на шее.– А родители нарекли Радживом.
– Значит, мы к вам, просвещенный,– вежливо улыбнулся Радживу Кузнецов и, склонив голову в приветствии, протянул ему глиняную табличку.– Это нас просили передать именно вам.
– Заждался я вас,– с недоумением разглядывая черепок, отозвался отшельник.– Хотя, сами понимаете, понятие времени относительно, и тут, в горах, почти ничего не значит. Зайдите в дом, дорогие гости.
Вслед за хозяином они вошли в хижину, которую он гордо именовал домом. Только Хирли, заметно робевший перед отшельником, предпочел разделить ночлег и вечернюю трапезу со слоном.
В центре земляного пола лачуги находился простой очаг, сложенный из крупных камней. Над ним висел закопченный снизу котелок, в никелированных боках которого отражался красный огонь. Рядом лежала циновка, еще с десяток подстилок были свалены кучей в углу. Там же стояла пара кувшинов свежей дождевой воды.
Старый отшельник с благородными чертами лица склонился над котлом, что-то там, зажимая нос, помешал, а потом выложил на чистый банановый лист перед каждым гостем небольшую горку вонючего риса и по три банана.
Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.
Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.
– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.
– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.
Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.
Управившись с бананами и украдкой выкинув рис за дверь, путешественники полчаса вежливо и терпеливо ждали, когда старец откроет глаза. Кузнецов играл сам с собой в крестики-нолики, а Батыр, чтобы скоротать время, плевал в огонь. Слюна весело шипела на камнях.
– Доплюешься ведь когда-нибудь, сволочь! – с тоской произнес Лева.– Мало тебе змеюки, ирод.
– Кто плюет в огонь, может попасть в лапы к демону Чучхе – повелителю раскаленных углей. Тоскливо будет его карме,– тихо произнес отшельник, не открывая глаз.
– А я что ему, гаду, толкую,– взвился Лева, обрадованный, что отшельник прервал свою медитацию.
Батыр испуганно прикрыл рукой рот и сквозь пальцы прогнусавил:
– Это все из-за жвачки. Никак не остановиться.
– С бетелем, как с кредитами, завязывать надо. Втянуться легко,– остановиться трудно. Вход – пенни, выход – фунт. Себе вред, другим искушение,– нравоучительно произнес отшельник.
– Вы не введете нас в курс дела, товарищ, зачем нас к вам прислали,– нетерпеливо оборвал его Кузнецов. Поучительные беседы его быстро утомляли еще с детского сада.
– Введу,– охотно кивнул отшельник.– С благоговейным трепетом начну. Давным-давно, когда боги были, как и люди, смертными, эликсир бессмертия – амрита – лежал под гигантской горой на дне молочного океана. Боги и демоны, подобно тому как в ваших деревнях взбивают сливки, взбивали горой океан. Наконец гора опрокинулась, океан забурлил, и на поверхность всплыл эликсир. Но боги оказались вероломнее демонов. Забыв о своих обещаниях, они присвоили всю амриту себе. И началась война. Чаша с эликсиром бессмертия переходила из рук в руки. Чем такие междусобойчики заканчиваются, известно: в суматохе чашу разлили. Там, где вылился эликсир, забил источник. Боги и духи искупались в нем и обрели бессмертие. Омыли тела погибших и оживили их. Быль то или небыль, судите сами, но сразу за Вонючим болотом в диком ущелье якобы действительно бил когда-то целебный родничок.
– А почему болото называется Вонючим? – спросил Батыр, умевший с ходу ухватить самое важное.
– Потому что пахнет плохо,– поморщился отшельник и бесстрастно продолжил: – Это было очень давно. Владыка местных земель магараджа Шиваджи очень любил охоту. Он и нашел этот чудесный родник. Одни говорят, что раненный им на охоте олень, окунувшись в воду, восстановил силы и умчался в горы. Другие же сказывали, что сам магараджа, смертельно пропоротый рогом носорога, заполз в непролазную чащу и там увидел тоненький ручеек, который исчезал в расщелине. Раджа испил и исцелился. Раны затянулись, шрамы сошли, даже зубы стали молочными. Как бы там ни было, но за ущельем Шиваджи построил
