– А сколько это, по-вашему?
– И по-моему, и вообще – это будет тридцать шесть. Так что двойка тебе. Садись!
Пашка не был отличником. Но он был очень самолюбив. Я готов поспорить, что в ту минуту Пашка был уверен в своей правоте! И получать незаслуженную двойку он никак не хотел!
– А за что двойку? – насупившись, спросил Пашка. – Я здесь правильно все написал…
Вампирша аж оторопела от такой наглости. Класс тихо захихикал. Назревало представление.
– Что ты написал правильно?! – прошипела Вампирша, скрючилась, будто для прыжка.
– Что шесть на шесть – тридцать семь, – невозмутимо ответил Пашка. Он уже совершенно успокоился, но уходить от доски не собирался.
– Та-ак, дети, – протянула Вампирша, – Все взяли и перевернули свои тетради. А теперь посмотрели на обложке таблицу умножения. Сколько будет шесть умножить на шесть?
По классу пронесся тихий ропот.
– Ну, что молчим? – поинтересовалась Вампирша. – Сколько?
– Тридцать… Семь… – мертвым голосом произнес Филин и шмыгнул носом. Филина нельзя было упрекнуть в незнании математики. Но и читать он тоже умел прекрасно, несмотря на свою оптику.
Вампирша принялась судорожно хватать тетради и разглядывать на них таблицы умножения.
– Бред! – бормотала она, – Опечатка…
– А вы на калькуляторе посчитайте, – посоветовал Пашка.
Я хмыкнул. Следом захихикали остальные. Это было явной наглостью, а потому вызывало заслуженное восхищение.
Вампирша судорожно заколотила по кнопкам. После чего охнула, схватилась за голову и выбежала из класса.
Начался веселый галдеж, иПашка, сопровождаемый овациями, плюхнулся за парту рядом со мной.
– Как ты это сделал? – спросил я, тыча пальцами в кнопки своего задрипанного калькулятора. Шесть на шесть выходило именно тридцать семь!
– Да просто решил – пусть так и будет, раз написал уже. А какая разница?…
Калькулятор вдруг выдал длинный ряд цифр и умер. А через секунду погас свет во всей школе.
Помните? Это был тот самый день, когда во всем мире были проблемы с электричеством, когда вышибло все компьютеры?
Когда чуть не сошла с орбиты МКС?
Это все оттого, что мой друг Пашка не дружил с математикой.
Как я догадался, что все дело именно в нем? Сам не пойму.
Но, видимо, вечером, когда стал делать уроки и понял, что, как ни решай задачки – все получается наперекосяк, да еще не горит свет, и даже книжки рвутся в руках, когда пытаешься их открыть…
А еще перестали закрываться двери, отвинчиваться краны… Ну, что я вам рассказываю, вы ведь сами все это помните…
Тогда я пошел искать Пашку.
И, как оказалось, не я один. Возле дома меня поджидали знакомые дядечки в костюмах. Выглядели они весьма озабоченно и потрепано. Видимо, оттого, что на этот раз приехали не на роскошной иномарке, а на стареньком «УАЗике». «УАЗик», как ни странно, работал. Несмотря на то, что шесть на шесть теперь – тридцать семь…
Без долгих разговоров они усадили меня в машину, и мы поехали.
– Мальчик, скажи, где сейчас может быть Паша? – спросил один из этих странных людей.
– Дома, наверное, – буркнул я.
– Дома его нет, – быстро сказал второй.
– Ну, не знаю… – пожал я плечами. – Может, на карьере?
Старый карьер был нашим любимым местом для игр и сборищ. Летом здесь были кучи огромных камней и маленькое грязное озеро посередине – настоящий Большой Каньон. А зимой это было идеальное место для катания на санках. И лыжах – кому не было жалко лыж, и не пугали переломы.
И мы поехали в сторону карьера.
Когда мы въезжали в его кратер, я сразу почувствовал неладное: трос новенькой тарзанки безвольно свисал прямо в грязное озеро. Я еще не успел ничего сообразить, как взрослые выскочили из машины и бросились куда-то бегом.
Я выскочил из машины и увидел Пашку. Он лежал на берегу озерца, наполовину в воде, придавив своим телом часть уходящего в воду троса.
Вам знакомо ощущение, когда все вокруг происходит будто бы и не с вами вовсе, словно наяву вы попадаете в страшный сон? Вот и мне оно стало знакомо в ту минуту…
…Когда Пашку уложили на заднее сиденье, он увидел меня.
– Я ошибся, – всхлипнул Пашка. – Шесть на шесть – и вправду тридцать шесть…
