не удостаивалась всеобщего осуждения, в том числе и со стороны самих эйчей, как правители Дельгона, обладавшие отвратительной внешностью и напрочь лишенные какой бы то ни было морали. Эйчи тоже не пользовались доброй репутацией и вполне заслужили ту судьбу, которая была уготована их расе. Но у эйчей при всех их недостатках и отвратительных качествах были и свои положительные стороны. Все сходились на том, что разум эйчей направлен на зло, что они антисоциальны, кровожадны и им свойственна ненасытная жажда власти, искоренить которую могло бы только их полное уничтожение. Они обладали неисчислимым множеством дурных качеств. Но они же, по общему признанию, были отважны. Эйчи прирожденные организаторы. На свой собственный лад, но они созидатели и творцы. Эйчи имели мужество отстаивать собственные убеждения, даже если это было сопряжено с риском для жизни.
О правителях Дельгона никто не сказал ни единого доброго слова. Они беспринципны, жестоки и извращены до такой степени, которую трудно себе представить любому нормальному интеллекту, кем бы ни был его носитель. На своей родной планете правители не носили оружия, да оно им и не было нужно. Силой одного лишь разума они настигали свои жертвы, даже если те обитали на других планетах, и заставляли ил прибывать в мрачные пещеры, в которых правители влачили существование. Там жертвы погибали от множества разнообразнейших пыток, и умирая, питали своей аурой ненасытных палачей.
Механизм, с помощью которого правители Дельгона лишали жертв жизненного начала, полностью не известен. Неизвестно также, какая доля в экономике ужасной расы правителей приходилась на ауру жертв. Было ясно, что отвратительные пытки не играли сколько-нибудь важной роли в поддержании их физического существования, так как многие правители продолжали еще долгое время жить и после того, как пышные жертвоприношения стали невозможны.
Вполне вероятно, что по прибытии на Дельгон эйчи принялись за поиски уцелевших правителей, и им удалось найти достаточно много бывших владык Дельгона. Последние, разумеется, попытались поработить пришельцев и использовать их для своих садистских целей, но тщетно: хотя эйчи не имели мыслезащитных экранов, их интеллект несравненно мощнее интеллекта правителей Дельгона. Но после нескольких предварительных контактов каналы связи были установлены, и между Джарневоном и Дельгоном возник естественный союз.
Многое было сказано и написано о связующей силе любви. И любовь, как и другие возвышенные чувства, поистине способна творить чудеса. Но, по мнению автора этого повествования, слишком мало сказано о силе ненависти как цементирующего материала. И, вероятно, такое умолчание имеет под собой вполне основательные моральные причины, ибо ненависть находит себе применение в качестве связующего звена гораздо реже, чем любовь. Но в том случае, о котором идет речь в нашей повести, мы имеем перед собой наиболее яркий пример того, как две совершенно различные расы объединились, движимые не любовью и не каким-нибудь другим возвышенным чувством, а лишь ненавистью, сильной, все разъедающей и бескомпромиссной.
И дельгонцы и эйчи ненавидели Галактическую Цивилизацию и все, что с ней связано. Обе расы жаждали мести с почти ощутимой яростью. И больше всего на свете и дельгонцы и эйчи ненавидели пока еще неизвестного им носителя Линзы — линзмена из Галактического Патруля!
Эйчи холодны, жестоки и беспощадны. В их языке даже нет таких слов, как 'совесть', 'милосердие' или 'угрызения совести'. Они ненавидели неизвестного линзмена с яростью, недоступной воображению человека. Но даже ненависть эйчей бледнела по сравнению с ненавистью дельгонцев к тому, кто стал для их расы мечом Немезиды.
И когда интеллектуальная мощь правителей Дельгона, превосходящая все известное нам, обитателям Цивилизации, соединилась с поистине неисчерпаемой изобретательностью и научными способностями эйчей, результаты могли быть самыми поразительными.
И адский союз эйчей и дельгонцев принес свои плоды, зловещие и чрезвычайно опасные.
Глава 15
ПРАВИТЕЛИ ДЕЛЬГОНА
Прежде чем корабль полностью подготовили к полету в неведомое, Киннисон передумал. Его не покидало какое-то смутное беспокойство. Ничего определенного, так, какое-то предчувствие. Подобное смутное беспокойство, как хорошо знал Серый л и измен, время от времени испытывает каждый, кто наделен способностью сверхчувственного восприятия. Поразмыслив, Киннисон решил, что тревожное ощущение вызвано неуверенностью Ксилпика при виде исчезающих фигур членов экипажа, как бы растворявшихся в воздухе.
— Думаю, мне лучше отправиться одному, — сообщил Киннисон адмиралу Хейнесу — Ведь я не вполне уверен, с чем придется столкнуться.
— А какая разница, отправитесь ли вы втроем или ты один? — спросил Хейнес.
— Жизни, — последовал краткий ответ.,
— Я сейчас говорю о твоей жизни. На большом корабле ты будешь в большей безопасности. Разве не так?
— Вполне возможно. Но я не хочу, чтобы…
— Что ты хочешь, сейчас не важно…
— А как насчет компромисса? Я возьму с собой Ворсела и ван Баскирка. Когда правители Дельгона загипнотизировали его в прошлый раз, ван Баскирк пришел в такую ярость, что прошел курс специальной подготовки у Ворсела и сейчас, по утверждению Ворсела, его не сможет загипнотизировать никто, даже дельгонцы.
— Никаких компромиссов. Я не могу приказать тебе взять 'Неустрашимый', так как это не в моей власти. Знаю, что ты можешь взять любой космический корабль по своему усмотрению. Но зато я могу приказать 'Неустрашимому' следовать за тобой неотступно, куда бы ты ни направлялся.
— Будь по-вашему. Я возьму 'Неустрашимого', — мрачно согласился Киннисон. — Но предположим, что экипаж не вернется. Что мне тогда делать?
— А разве не это случилось с 'Британией'?
— Нет, — последовал твердый ответ. — На борту 'Британии' риск для всех был одинаков. Кому какой выпадет жребий. Теперь все обстоит иначе.
— Почему?
— Потому, что мой корабль оборудован лучше… Если что-нибудь прозойдет, я стану убийцей.
— Не больше, чем в случае с 'Британией'. Тогда у тебя также было лучшее оборудование, хотя превосходство не было столь большим, как сейчас. Каждый командир, посылающий людей на смерть, испытывает то же, что и ты. Но попробуй поставить себя на мое место. Послал бы ты одного из своих лучших людей или позволил бы ему отправиться в очень опасный рейс в одиночку, зная, что более многочисленная экспедиция повысит шанс на успех? Ответь мне, только честно.
— Возможно, не послал бы, — пришлось признать Кин-нисону.
— Отлично. Тогда прими все меры предосторожности. Я знаю, ты все сделаешь, как нужно.
И спустя день или два Киннисон улетел на 'Неустрашимом'. Вместе с ним в экспедицию отправились Ворсел и ван Баскирк, а также полностью укомплектованный экипаж из землян. Достигнув того района космического пространства, в котором подвергся нападению корабль Ксилпика, каждый член экипажа привел в полную боевую готовность свой скафандр (чтобы надеть его, тренированному астронавту требовались буквально мгновения), проверил личное оружие и портативную боевую установку. Киннисон обратился к Ворселу.
— Ну как, старый змей? — спросил он.
— Я боюсь, — ответил велантиец, и по его могучему телу словно пробежала волна энергии, — боюсь до кончика моего хвоста. Боюсь не того, что они снова проделают со мной то, что уже проделали однажды — по крайне мере мы трое обладаем иммунитетом против всех попыток воздействовать на наш разум. Я боюсь того, что они предпримут теперь, и у меня нет сомнений в том, что они непременно предпримут то, чего мы совсем не ожидаем!
— Меня тоже тревожит, — признался линзмен, — я даже стал вскрикивать по ночам.
