остаться и лично проследить за моим примерным поведением, — моя невинная улыбка его не впечатлила. Эх… А я так старалась, аж мышцы лица свело от усердия.
— Какое соблазнительное предложение, Арэ, — его усмешка была и злой и грустной одновременно. Интересно, почему? — А пьяные танцы на столе будут? С песнями и стриптизом.
— Обойдешься, — фыркнула я. — Стриптиз под понятие примерного поведения не подходит. Как, впрочем, и танцы… пьяные.
— Жаль, — он сильнее надавил на мое запястье, будто ставил финальную точку. — Тогда вынужден отказаться. У меня на эту ночь свои планы.
— А можно тогда мне оставить Ринго? С ним веселее будет… примерно себя вести.
Арацельс явно колебался с ответом.
— Ну, пожааалуйста, — протянула я жалобно. — Мне одной страшно.
— Ладно, — наконец, сдался он. — Только следи за ним… чтоб не проказничал. Хотя он после такого сытного ужина обычно спит без, как убитый.
Я посмотрела на дверной проем и прыснула от смеха, когда заметила в его верхней части качающийся, словно маятник, хвост. Вот и 'спящий' пожаловал. Полосатый объект замер, потом странно дернулся и в следующий миг его владелец с истошным визгом полетел вниз. Острые коготки животного выбивали искры на невидимой стене, загородившей проход. Арацельс резко повернул голову на звук и, увидев эффектное падение своего питомца с трехметровой высоты (зачем ушастик вообще туда забрался, неужели лазейку искал?) рыкнул что-то нечленораздельное себе под нос.
— Что это его так упорно сюда не пускает? — спросила я, когда удостоверилась в том, что горе- скалолаз жив и здоров.
Распластавшаяся у входа 'мохнатая кучка', обиженно покрякивая, тряхнула ушами и принялась подниматься. Оранжевые глаза выражали высшую степень страдания, направленную на хозяина, однако тот, не проявив должного сочувствия, отвернулся.
— Магическая печать. Сломать ее можно только с той стороны, с которой она устанавливалась. Я научу тебя активировать ее. Чуть позже, — сказал блондин и, бросив палочку в склянку, добавил: — Можешь полюбоваться на свой охранный знак. Я закончил.
Ну, я и полюбовалась. Так повернула руку, эдак… И что это за кракозябра такая, интересссно? Сложный узел из слегка мерцающих линий на коже. Ни смысл, ни система не прослеживаются. Во всяком случае, мне их разглядеть пока что не удалось. Но я старалась. Честно старалась. Так сильно старалась, что не сразу почувствовала, как начало щипать кожу. И только когда неприятное покалывание стало напоминать слабый ожог, обратила на него внимание. Резко вскинув голову, я встретилась с пристальным взором прищуренных красных глаз, в которых застыло тревожное ожидание. Это еще что за сюрпризы такие?
— Ты… — слетело с губ, но слова оборвались, потому что стремительно нарастающий болевой поток стал практически невыносимым. Подскочив, я метнулась к воде, но Арацельс перехватил мой локоть, не позволяя погрузить руку в спасительную жидкость. — Пусти, — взвыла я. Он, молча, продолжал меня удерживать. — Да пусти же, садист проклятый! — в глазах потемнело. Мне казалось, что запястье разъедает кислота. Медленно, но верно уничтожая живые ткани миллиметр за миллиметром. Господи, как же это больно!
Очередной рывок, и, вместо желанного освобождения, я еще больше увязла в держащих меня руках. Мужчина резко развернул меня к себе и, бросив короткое 'Теперь можно', подул на ставший пунцовым знак. Не просто подул, а выпустил изо рта струю ледяного воздуха, которая, соприкоснувшись с кожей, принесла сначала облегчение, а потом и частичное онемение многострадального запястья. Я замерла, боясь двинуться. Боль быстро утихала, возвращая взбесившемуся рассудку способность нормально мыслить. Отдышавшись немного, я посмотрела на Хранителя и зло спросила:
— Почему не сказал?
— Не хотел тебя нервировать раньше времени.
— Вот как? Поэтому ты умолчал о жуткой боли, которая меня ждет после финального штриха?
— Терпимой боли, — поправил собеседник.
Что? Терпимой? Чую, завтра мне светит масса таких же (а может, и похуже) ощущений, когда этот умник начнет сводить свое художественное творчество с моей руки. Оно мне надо?
Я замолчала, уставившись на Хранителя. Сначала 'волком', потом с интересом, затем с видом выбирающего товар покупателя.
— Что? — прищурился 'жених', заметив изменения моего настроения.
— Да думаю вот, что выйти за тебя замуж не такая уж и плохая идея, — нацепленная на лицо улыбка должна была символизировать мое доброе расположение, но, судя по тому, как помрачнел блондин, впечатление она произвела какое-то другое. Совсем-совсем другое. Жаль, зеркала нет, а то мне самой любопытно стало, что ему больше не понравилось: фраза или мимика?
— Если мой план потерпит крах, я рассмотрю твое предложение с должным вниманием, — без тени иронии ответил Арацельс. Уголки его губ дернулись, а в красных глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение.
Хм… и почему у меня сейчас такое чувство, что его планы вместе с моими идеями нам боком выйдут? Теперь я понимаю, что народное определение 'попаданка' не от перемещения в другой мир пошло, а от всем известного слова 'попала'. Вляпалась, короче говоря, по самое не хочу.
— Ты научил ее обращаться с печатью? — спросил четэри.
Он стоял в центре каменной плиты и с тревогой смотрел на неподвижную фигуру сидящего на лестнице Арацельса. Лицо белокурого Хранителя ничего не выражало, разве что уголки губ чуть подрагивали, то ли стремясь опуститься вниз, то ли, напротив, взлететь вверх и застыть в странной улыбке.
— Да, — сказал блондин, не поворачивая головы.
— А предупредил о том, что каэру ночью покидать опасно?
Ответом ему был отрывистый кивок светловолосой головы.
— И что ты думаешь? Она послушается? — в голосе краснокожего великана слышалось беспокойство.
— Без сомнений.
— Откуда такая уверенность? — Смерть внимательно вглядывался в профиль собеседника, но тот продолжал сидеть все в той же позе. Глаза его были прикрыты, а губы едва заметно кривились.
— Я подсыпал ей в вино сонный порошок, — выдержав паузу, пояснил Арацельс. — После расслабляющего купания и вкусного ужина она заснет и ничего не заметит.
— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— Она при тебе активировала печать?
— Да.
— Ты уверен, что путь Корагам будет закрыт? Ведь запах молодой женщины очень привлекателен…
— Никто не сможет войти в мою каэру. А она… она, в свою очередь, не сможет оттуда выйти, потому что я запер дверь на ключ.
Четэри одобряюще кивнул. Под куполом рабочей зоны дежурного Хранителя воцарилась полная тишина. Оба собеседника молчали, погруженные каждый в свои мысли.
— О чем ты думаешь? — Смерть заговорил первым.
— О ней.
— И что надумал?
— Она странная: либо слишком храбрая, либо… глупая. Меня настораживает то, что девушка, а тем более девушка из шестого мира так спокойно воспринимает Карнаэл и всех нас, — негромко произнес мужчина.
Крылатый усмехнулся, щелкнув по полу длинным хвостом, и с клыкастой улыбкой на красной физиономии поинтересовался:
