– Чего уставились? – грубо сказал он. – Приказ Доминатора. Или вам что-то не нравится?
– Нет-нет, – замахал руками доцент Виноградов. – Все, как вы скажете…
– То-то же! – довольно произнес Костяк, и, насвистывая, подкидывая в воздух камешки, удалился по длинному коридору.
Только шел он не к выходу. Он шел в подвал.
Здесь, в огромном и глубоком подземелье Академии, находился завод по производству магической тротуарной плитки.
Огромные машины прессовали глину, механические руки вытряхивали кирпичики плитки из форм, конвейерные ленты отправляли потоки магической плитки в пышущую жаром печь.
Костяку не нужен был весь этот процесс. Ему была нужна только машина для измельчения камней Успеха. Выходивший из нее дурманящее ароматный порошок смешивался с глиной, придавая плитке ее удивительные свойства.
– Хо-хо, – сказал Костяк, заглядывая в измельчитель. – Какое месиво! Не хотел бы я попасть туда! А ты, приятель?
Последнее было обращено к давным-давно безмолвной голове Косте.
Костя даже не обратил внимания на эти слова. Он считал себя обреченным на вечное молчание, на полную беспомощность и никчемность. Действительно – что делать голове известного профессора Доуэля, если ко всему прочему лишить ее голоса?
Костя равнодушно смотрел, как один за другим ловкими бросками отправляются в измельчитель красный, белый, желтый, зеленый камни…
Но в момент, когда в Костяк собирался поступить также со сложенным из двух половинок синим камешком, в душе Кости что-то случилось. Конечно, он не мог помешать своей легкомысленной правой голове. Но в момент, когда Костяк занес руку для последнего броска, она случайно оказалась возле самого лица Кости.
И Костя, что было сил, вцепился зубами в эту, когда-то его собственную руку.
– А-а!!! – заверещал Костяк. – Ты что делаешь! Больно! Пусти!
Синий камень выпал из дергающейся в зубах ладони и застучал по цементному полу. Костяк все же вырвал руку из хватких челюстей и теперь растирал ее другой ладонью.
– Дурак! – плаксиво сказал он. – Я тебе покажу! Сегодня же пойду к Повелителю – пусть тебя ампутируют, наконец, к чертовой бабушке.
После чего наклонился, поднял синий камешек и бросил его туда же – в измельчитель.
– Ну, и чего ты добился? – с издевкой поинтересовался у второй головы Костяк. – Только разозлил меня. Я этого так не оставлю! А камушки-то – хрусть-хрусть.
В это время из равномерно хрустящего Успехом измельчителя послышался новый скрежет – и на ленту посыпалась струйка желтого порошка.
…И где-то далеко, в полуживой Чаще вскрикнула красавица-ведьма: она увидела свои руки – руки обыкновенной пожилой женщины.
Из измельчителя посыпалась зеленая струйка.
…И на ступенях погибающей Колдовской Биржи хорошенькая референтка брезгливо шарахнулась от грязноватого бородатого человека, который стоял теперь на месте ее великолепного босса.
Пылью стал красный камень.
…И в страшном подземелье заплакала маленькая девочка: она больше не была ведьмой, не была Игроком, не была маленькой старухой. Она была просто испуганной девочкой, которую пытался утешить мальчишка – хотя, по правде, боялся он не меньше.
В порошок обратился белый камень.
… И бывшего Арбитра окликнул вдруг осторожный, дрожащий от волнения голос:
– Толик?..
– Марина… – тихо произнес он.
И два давным-давно потерявших друг друга человека вновь обрели друг друга.
Но вот на полоске конвейера показался синий порошок, и Костяк удивленно вскрикнул:
– Ой… Что такое?
Он вернулся к измельчителю, словно туда потянула его какая-то незримая сила и, глупо хлопая глазами, заглянул в приемную воронку.
– Не понимаю, – сказала правая голова и с хрустом отвалилась от тела, полетев на встречу с мощными жерновами.
– Потому, что ты всегда был дураком, – сказал Костя.
Коснулся ладонями висков, потрогал плечи…
Он снова стал обычным человеком. Но остался ли он Игроком?
Костя нагнулся и поднял с пола закатившийся в какую-то щель синий камешек. Точнее – его половинку.
– Надо же, – удивленно произнес Костя. – Правду говорят – «лучше помолчи, сойдешь за умного»… Что
