находился Последний Приют, а за ним – Забытые Земли. И что вы думаете? Обрадованные горные гномы тут же прорыли сквозь горы тоннель и стали за пользование коротким путем брать плату – причем как на входе, так и на выходе, не обращая внимания на обвинения в скупости. Не нравится, говорили они, лезьте через горы.
Побывала изба и на местах всех цыганских стоянок. Барон возражал против таких удобств сильнее, чем тогда, когда королева Марта повесила рекламные щиты, запретив цыганам выбирать место для лагеря по своему желанию. Старый цыган даже посетил Рубельштадт и долго ругался с королем Полухайкиным, но потом плюнул и увел табор в Забытые Земли. Неведомые опасности волшебной страны были Барону милее принудительных удобств. Приезжал изредка – проведать сына. Но не через горы тогда направлялся табор, а в Последний Приют. Рыжий вор по-прежнему при каждом удобном случае старался стащить пресловутый перстень отшельника Амината, вследствие чего регулярно оказывался привязанным вверх ногами на столбе в центре забытого богом городка. Вот Барон и подгадывал встречи с сыном, как раз когда такое случалось, и развлекал Самсона разговорами, пока не прискачет его жена – верная Кваква. Ей всегда удавалось снять непутевого супруга со столба, несмотря на заколдованные Аминатом веревки. Эта история повторялась с завидной регулярностью. Жители Последнего Приюта знали: если Самсон на столбе – значит, месяц прошел, следующий начинается. Расправиться с воришкой по-другому старый волшебник не мог. Он только тем и занимался, что следил за сохранностью своего мини-завода и драгоценных напитков в хрупких посудинах, чтобы, не приведи господь, не пострадали при очередном переезде. И проклинал всякий раз Тыгдынского коня. Формально был в неудобствах кочевой жизни виновен, конечно, Альберт Иванович Полухайкин, но, поскольку с короля взятки гладки, не повозмущаешься особо, и старый Аминат затаил лютую ненависть по отношению к его советчику. Он видеть не мог Тыгдына, и каждая их встреча перерастала в бурный скандал.
Тыгдынский конь был наставником и воспитателем. Правда, пятнадцатилетний Аполлоша теперь был занят изучением воинского искусства и почти все свое время проводил на плацу, но Тыгдын по праву гордился воспитанником и по этому поводу не расстраивался. Все время, свободное от дачи советов королю, он проводил с дочерью Альберта Ивановича Полухайкина – Мексикой, той самой малышкой, которую Полухайкин нашел в капусте. Конь ревниво следил за тем, чтобы родители не мешали претворять в жизнь изобретенную им программу развития. Единственным существом, которое в этот процесс нагло вмешивалось, была старая ведьма Гризелла. Ее Тыгдынский конь уважал и, надо заметить, немного побаивался, но признавал, что старуха мудра и справедлива и девочку чему попало не научит.
Принцесса Полухайкина росла ребенком резвым, развитым не по годам и часто озорничала. Но Тыгдын свято верил, что ребенку запрещать ничего нельзя, поэтому Мексику за ее шалости никогда не наказывали, хотя рачительная Марта была недовольна тем, сколько денег уходит на возмещение причиненного дочкой ущерба. Единственным человеком, который имел на девочку влияние, был Аполлоша. Перед ним пятилетняя принцесса благоговела и слушалась его без пререканий. Она раз и навсегда решила выйти за Аполлошу замуж, о чем и объявила на военном совете, который проводили правители четырех государств. Гуча это решение одобрил, Полухайкин тоже, а Аполлоша, надо заметить, сильно смутился. Прошло какое-то время, думали, что девочка уже и забыла о своем давнем капризе, но нет. Стоило только Аполлоше оказаться рядом – и Мексика уже ни на шаг не отходила от парня.
Гуча, видя такое, лишь посмеивался, а его супруга Брунгильда Непобедимая, как всегда, ничего, кроме тренировок на плацу, не замечала. Она, как и раньше, была сухощава и подтянута, все так же предпочитала серую солдатскую форму и по-прежнему не теряла надежды привить мужу любовь к спорту и прочим воинским искусствам. Черт Чингачгук лишь ухмылялся и со своей стороны не терял надежды увидеть супругу в платье. Платьев жене Гуча накупил полные сундуки. К ним прилагались кольца и бусы, веера, туфельки и много разных штучек, без которых женщины жить не могут. Обыкновенные, нормальные женщины. Но Брунгильда Непобедимая была ненормальной, поэтому платья примеряла обычно Мексика, когда гостила в Крепости, и ходила по длинным коридорам замка, громко стуча каблуками туфель, которые были ей, мягко говоря, великоваты. Чтобы девочка не запуталась во взрослой одежде и не упала, следом за ней обычно по этим же коридорам ходил Тыгдынский конь, что тишины тоже не добавляло. Тыгдына принцесса Полухайкина считала своей единоличной собственностью и распоряжалась им с поистине королевским размахом.
Прислушивалась Мексика еще и к мнению ангела Бенедикта. Его она тоже любила, даже порой задумывалась, не выйти ли ей замуж именно за него. Бенедикта она немного жалела, потому что ангелу очень часто не везло. Бенедикт же дочку Полухайкина просто обожал и каждый раз, навещая друзей, привозил ей какую-нибудь диковинку в подарок.
Он не остался среди людей, как когда-то хотел, но и не перестал регулярно появляться в Иномирье. Жениться тоже не женился – не мог выбрать. Все женщины были для ангелочка прекрасны и добры, каждую он считал достойной стать его подругой, и отдать предпочтение какой-то одной казалось ему неэтичным.
Бенедикт оставался постоянным объектом беззлобных шуточек со стороны друзей, что, учитывая нелепые ситуации, какие ангел провоцировал с завидной регулярностью, было и неудивительно.
Раскинувшись пустынями и оазисами между Рубельштадтом и Крепостью, шумела огромным базаром солнечная Фрезия. Единоличная правительница ее – прекрасная Гуль-Буль-Тамар была невероятно хороша, приятна в общении и гостеприимна, однако ни Марта, ни Брунгильда, ни даже зеленая лягушка Кваква почему-то дипломатические визиты своих мужей в государство гаремного типа не одобряли. Хотя надо отдать им должное: скандалов по этому поводу тоже не устраивали. Альберт Иванович Полухайкин упорно называл соседей таджиками, а Гуль-Буль-Тамар иначе как Томкой Собакиной не величал. Это имя к восточной диве он прилепил после того, как впервые услышал прозвище, которое принцессе когда-то дал Гуча, – Пит-Буль-Терьер. Не разобравшись сразу, что это не настоящее имя соседки, он для легкости произношения его переделал, посчитав, что так будет благозвучнее. С тех пор так и повелось – Томка да Томка, Собакина да Собакина.
Глава 2
ПРИШЛА БЕДА – ОТВОРЯЙ ВОРОТА
Стояло раннее утро. В Крепости оно было не только ранним, но из-за постоянных туманов еще и серым. По широкому двору шел юноша. На нем были серые форменные брюки и крепкие сапоги, через плечо перекинуты рубаха и полотенце. Парень был высок ростом, широк в плечах, но лицо его было безусо – на румяных щеках и подбородке пробивался лишь легкий пушок. Звали его Аполлошей, и был он сыном Брунгильды Непобедимой и Чингачгука – бывшего жителя Энергомира, бывшего карьериста Небесной Канцелярии, бывшего черта, а теперь просто человека. И лицом Аполлон был похож на отца – те же острые темные глаза, хищный орлиный нос, тонкие губы. Волосы – черные и прямые – были, также как у Гучи, собраны в хвост на затылке. На Брунгильду Аполлоша совсем не походил, разве что ресницы у парня были мамины – пушистые и загнуты почти до самых бровей. Да и страсть к спорту Аполлоша тоже от мамы унаследовал.
Сейчас он направлялся к конюшне, чтобы взять горячего скакуна и, словно на крыльях, понестись к морскому берегу. Юный принц любил совершать долгие заплывы в ледяной воде. А еще он любил вставать раньше всех, чтобы без помех любоваться родным городом. Ему нравилась тишина, нравилось смотреть на серые стены домов, нравился окутанный туманом замок. Казалось, что город, который назывался просто
