становится каменным.
– Почему? – снова спросила Мексика и удивленно округлила глаза – она заметила, как из дыры в мешке, что 'скрывает голову пленницы, вылезла змейка. Девочка проводила взглядом солдат, которые отконвоировали Медузу в замок, и решила, что ее наверняка посадят в одну из темниц, что располагаются в подвале.
– Вот заладила! – рассердился Тыгдын. – Потому что натура у нее такая! Нравится ей уничтожать все живое!
– Не может быть! – Девочка прижала ладошки к лицу, ужасаясь тому, как это можно даже предположить такое.
– Почему это не может?
– Потому что причинять другим боль никому не нравится. Этому должна быть очень веская причина.
– И какая же? – Тыгдын скосил сливовый глаз и навострил ухо, прислушиваясь к разговору солдат неподалеку от него. Те говорили о том, что Аполлоша загрыз несколько лошадей, в том числе столь нелюбимого Тыгдынским конем Бяшу. Тыгдын этот разговор слышал уже раз десять, и желание отправиться скорее на конюшню крепло в нем все сильнее.
– Не знаю, – продолжала щебетать Мексика. – Вот ты, когда видишь перед собой что-то страшное и это страшное несется на тебя, что ты делаешь?
– Ну если это страшное мне неизвестно, то я пугаюсь.
– А потом?
– А потом я стараюсь остановить это страшное, чтобы оно не причинило мне вреда, – ответил Тыгдын и последовал за телегой в замок.
– А чем ты будешь неизвестное страшное останавливать?
– Копытами. Они у меня вон какие крепкие.
– Странно. – Мексика на минутку умолкла, раздумывая, как словами выразить то ощущение, что появилось у нее после слов наставника. Наконец она перестала хмуриться и сказала: – Сам испугался, а топтать будешь неизвестное страшное, и только потому, что оно тебе незнакомо. Это неправильно!
– Вот прицепилась! А ну марш на кухню, тебе есть пора! – Наставник наконец-то нашел предлог, чтобы отвязаться от надоедливой воспитанницы. – Слезай со спины и отправляйся обедать!
– Надо же выяснить до конца! – возмутилась девочка.
– Некогда мне, – ответил Тыгдын.
Он подождал, пока девочка спрыгнет со спины, и проследил, чтобы она вошла в ворота замка. Когда же малышка скрылась в темном проеме входа, конь вздыбил хвост, тряхнул гривой и, радостно заржав, понесся на конюшню, собираясь там как следует тряхнуть стариной.
Мексика вздохнула и, посмотрев с порога на непривычную жеребячью резвость наставника, крикнула вслед:
– Тыгдын, а у той Медузы на голове змейки растут, я видела, как они в дырки мешка вылезали!
Но Тыгдын не ответил. Не ответил, потому что ничего, кроме стука собственного, горящего вожделением сердца, не слышал.
– Вот так всегда, – вздохнула Мексика и, отмахнувшись от приказа воспитателя идти на кухню, вышла на улицу и побежала в сад, посмотреть на каменного дракона. Статую как раз устанавливали в центре коллекционной полянки. Скоро ей это наскучило, и она вернулась в замок. Немного побродила по коридорам, потом подошла к комнате своего друга, но вовремя услышала голос Гризеллы. Она присела рядом с панцирем покойного короля Клауса, отца Брунгильды, и затаилась.
Глава 5
НЕ ПЛАЧЬ, МЕДУЗА!
Все было бы нормально, если бы Аполлоша был здоров и смог развлечь девочку. Но Аполлоша был болен, и во избежание распространения заразы его тоже заперли. Правда, не в подвале, а в его собственной спальне, но у дверей стояла охрана.
Стражники пропустили в комнату ведьму. Гризелла что-то бубнила, и Мексика, услышав слова «новая метла», поспешила на всякий случай убраться подальше от старухи.
А Гризелла захлопнула за собой дверь и спросила:
– Ну как наш больной?
– Хорошо, – ответила Брунгильда. – За последние два дня больше ни одной лошади не загрыз. И крови не просит. А вчера первый раз молока попил. А мяса, как ты сказала, я ему не даю. Марта капусты прислала и овощей разных. Из Фрезии фрукты доставили. А сейчас вот уснул.
Ведьма подошла к кровати, на которой, раскинувшись, спал безмятежным сном Аполлоша, посмотрела на больного и одобрительно кивнула. Бледность прошла, на лицо вернулся здоровый румянец, а кончики белых острых клыков перестали выглядывать изо рта.
– Скажи спасибо, что вовремя лечение начали, не то быть твоему сыну вампиром на веки вечные, – проворчала ведьма и ядовито ухмыльнулась. – Хотя какая разница?
Брунгильда побледнела, погладила черные кудри спящего Аполлоши и спросила:
– Ты о чем?
– О том, что хрен редьки не слаще. Вампир, черт, оборотень – не все ли равно?
– Сердца у тебя нет, – вздохнула Брунгильда, – иначе ты бы поняла чувства матери, когда ее дитя
