глазками – судя по всему, страдали головокружением. Вот они скрутились в толстый жгут, раскрутились – и опали вниз, прикрыв лицо ведьмы словно занавеской.
Гризелла замерла, потом медленно подняла руку, отводя змей с лица. Она, видимо, только что проснулась, ничем другим заторможенность обычно импульсивной ведьмы объяснить невозможно. Ну и верчение избы вокруг собственной оси тоже не прошло даром. Гризелла взяла одну змейку и тупо посмотрела на разинутую пасть, из которой высовывался раздвоенный язычок. Потом подняла другую руку и потрогала голову – под пальцами шевелились гладкие змеиные тела. И тут ведьма поняла, что произошло. Ярость затопила ее душу и вырвалась наружу – а именно на олицетворение вопиющей несправедливости, каковым являлся взирающий на нее с брезгливым отвращением Аполлон Бельведерский. Схватив метлу, ведьма обрушила ее на голову ни в чем не повинного красавца со всем своим прославленным на Иномирье темпераментом.
Бельведерский сморщился, пытаясь вспомнить, как он оказался на дереве рядом с вцепившимся всеми когтями в кору котом, но не смог. Голова, испытавшая на себе крепость бабкиной метлы и остроту кулаков, до сих пор болела. Потом, когда старуха немного побесновалась под деревом и наконец-то слегка успокоилась, он приказным тоном потребовал, чтобы она превратила его обратно в мраморную статую. Гризелла молча показала красавцу знаменитую дулю и, резко развернувшись, скрылась в избушке. Через мгновение, облаченная в свое обычное рванье, которое недостойно было называться одеждой, она вылетела из двери, оседлала метлу и поднялась в воздух. Бельведерский похолодел – куда ему податься? Но, на его счастье, ведьма пролетела мимо того дерева, на которое он взобрался, спасаясь от ее гнева. И Бельведерский не растерялся – прыгнул прямо на ручку метлы, позади ведьмы. Это уже в полете ведьма рассказала ему, как он сможет вернуться в прежнее состояние.
Бельведерский вздохнул – эти воспоминания хотелось стереть, но утренняя сцена упрямо всплывала перед глазами. Ангел снова повторил свой вопрос, и атлет ответил:
– Я подошел к лесной избушке, как вдруг на меня вылетает маленькая старушонка с гнездом змей на голове и вопит, словно зверь. Когти выпустила, глаза бешено вращаются, и это все несется на меня с криком: «Придушу!»
– И что ты сделал? – Бенедикт рассмеялся, живо представив эту картину.
– Сначала убежал. А потом, когда ведьма вскочила на метлу и начала подниматься с полянки, я запрыгнул и пристроился сзади на ручке.
– А что ты у ведьмы делал?
– Хотел, чтобы она меня снова каменным сделала. Она сказала, потом уже, когда заметила меня и решила съесть живьем, вместо того чтобы скинуть на землю. Так вот, она сказала, что помочь мне сможет только Горгона Медуза, к которой у нее тоже есть претензии. А потом, когда мы приземлились, оказалось, что девица сбежала. Ты пошел на поиски, ну и я тоже решил присоединиться, думаю, вдвоем не так страшно будет.
– А почему вы решили, что мне страшно? – удивился Бенедикт. Если с чувством юмора ему кое-как удалось разобраться, то понять причины, вызывающие страх, значение этого самого страха в развитии человека и вообще его суть он не мог никак.
– А почему ты решил, что я о тебе думал? – удивился Бельведерский.
Ангел замолчал. Так и шли они полдня по лесу Рубельштадта, не сказав друг другу ни слова. Наконец ангел нарушил молчание.
– Что с тобой? – спросил он, заметив, что попутчик побледнел, со стоном перегнулся пополам и схватился за живот.
– Какое-то странное ощущение во рту, ужасно сухо, – прохрипел атлет, – и в животе резь такая, что хочется закричать.
– Ты давно ел? – встревожился Бенедикт.
– Я? – Бельведерский поднял на ангела помутневший взгляд. – Я никогда не ел.
– Точно, ты же был каменным! Я и забыл! – Бенедикт снял с пояса фляжку и напоил попутчика водой, мысленно поблагодарив Гучу. Ему вспомнилось, что, когда тот кинул ему фляжку, он, машинально поймав ее, даже не сказал спасибо черту. – Ладно, давай поедим.
Ангел достал волшебный платок, расстелил его на траве и попросил еды. На платке появилось молоко в большом глиняном кувшине, фрукты, сласти и что-то овощное. Бельведерский отхлебнул из кувшина, потом быстро осушил его до дна. Ангел улыбнулся, вспоминая, как сам первый раз попробовал местную пищу. Вспомнил и свой щенячий восторг, и некоторые неувязки, связанные с этой самой пищей.
Бельведерский насыщался, быстро сообразив, что нужно его прекрасному телу для Нормального функционирования.
– Так, – рассуждал он, тщательно пережевывая пищу, – питаться мне надо регулярно, каждые три часа. Употреблять большое количество белковых продуктов. Потом – углеводы. Жиры желательно растительные, а в качестве основы хорошо подойдет рис. Оливки, к сожалению, только изредка. Нежное куриное мясо должно регулярно поступать на мой стол. И рыба. Рыба обязательно морская. Она содержит большое количество йода, и ее присутствие в рационе обязательно! Да, еще мед. Мед – это кладовая витаминов и микроэлементов. Орехи, молоко, творог – тоже ежедневно, небольшими порциями.
– Откуда ты все это знаешь? – изумленно воскликнул ангел. Откуда взялись у бывшей статуи такие глубокие познания в диетологии?
– Я это не знаю, я это чувствую. Всем организмом чувствую! А так как постоянно испытывать такое чувство мне не нравится, то я забираю этот восхитительный платок-самобранку.
– Это еще почему?! – возмутился ангел.
– Потому что он мне нужен! – Бельведерский стряхнул крошки и завязал платок на запястье большим бантом.
– Но мне он тоже нужен! – Ангел попытался забрать волшебный платок, но тщетно.
– А это твои проблемы, – отмел возражения Бельведерский нахал, – вот ты с ними и разбирайся.
– Но мы все равно вместе идем! – Ангел даже руками всплеснул от такого вопиющего нарушения этики общения. – Какая разница, у кого находится платок?
