– Человеком. – Бенедикт умолк, нахмурился и вдруг рассмеялся – громким счастливым смехом. – Я человек! Я действительно человек! У меня получилось стать человеком!
– То-то! – Василиск скрипуче рассмеялся. Глаза его были закрыты, но он видел все. Как это получалось, Василиск вряд ли объяснил бы. Просто он видел намного глубже, заглядывал за закрытые двери, проникал в закрытые души. – А знаешь, когда ты стал человеком? – спросил старик и сам же ответил на свой вопрос: – Когда научился жертвовать. Этим люди отличаются от других существ. Лично я самопожертвованием не страдаю и не понимаю этого, но людишки почему-то с ним носятся. Ладно, иди уже. Реклама кончилась, пора следующую серию смотреть.
– Скажите, – Бенедикту показалось, что Василиск покривил душой, когда рассказывал о своем отношении к самопожертвованию, и он решил уточнить: – вы все свое время здесь проводите?
– Конечно, не могу же я допустить, чтобы жизнь под моим взглядом в камень превратилась! – И Василиск захрапел.
Бенедикт пересек комнату и хотел было ступить на лестницу, но его остановил голос Василиска:
– Носок с головы сними, остолоп!
Ангел сдернул головной убор и с удивлением обнаружил в руках полосатый носок старика Амината. Он усмехнулся, засунул волшебный предмет в карман и пошел вниз по лестнице. Вдогонку за ним несся раскатистый храп старика.
На следующей площадке башни его ожидал сюрприз – статуя Бельведерского. Атлет стоял в центре комнаты, по стенам которой тянулась полка, напоминающая куриный насест. На насесте, притихшие в восторженном благоговении, сидели, любуясь идеальным телосложением Бельведерского, гарпии. В комнате стояла непривычная тишина, а ведь обычно птицебабы вели себя очень шумно. Они ругались и ссорились без причины – просто скандал был единственным развлечением в их долгой жизни.
Бенедикт заметил платок-самобранку, все еще обвязанный вокруг каменной руки, и подошел к статуе. Он взялся за зеленую ткань, потянул и…
И тут началось!
– Грабют! – закричала одна гарпия.
– Девочки, грабют! – поддержали крик остальные.
А дальше ангелу пришлось решать очередную этическую проблему: как защищаться от хищных птиц, если они наполовину женщины. И что делать – позволить побить себя или сбежать?
Бенедикт пал бы смертью храбрых в этой схватке, если бы волшебный платок сам не позаботился о собственной сохранности. Он телепортировался подальше от озверевших птицебаб вместе с хозяином, в кулаке которого был зажат. Платочек этот был странным – видимо, сказалось тесное общение со стариком Аминатом и длинной чередой его не менее сварливых предков, так что характер у волшебной вещи был не сахар. И ангел, которому с телепортацией не везло всегда, в очередной раз оказался на уже занятом месте. А именно – на месте двери в башню, совершенно целехонькой и запертой на замок. Бенедикт успел удивиться, ведь на всех уровнях этого странного мира дверь валялась на травке рядом с пустым проемом. Это была последняя осознанная мысль. Дальше Бенедикт ничего не чувствовал, ни о чем не думал – он врезался в дверь и сорвал ее с петель. Так – верхом на двери – Бенедикт вылетел из башни и приземлился на травку. Но по причине глубокого обморока он этого не заметил.
Глава 15
ПОЦЕЛОВАТЬ ИЛИ ЗАКОПАТЬ?
Медуза открыла глаза и не сразу поняла, что такое проревело в пелене дождя. Она не успела разглядеть пронесшегося над ней Бенедикта – метла пролетела на такой скорости, что даже при свете разглядеть пассажира было бы проблематично, а уж здесь, среди дождя, и подавно. Девушка шевельнулась и застонала. Она подняла руку и ощупала голову – на затылке выросла большая шишка. Медуза с трудом встала, опираясь рукой о стену, и не сразу сообразила, что все-таки нашла башню отшельника Амината. Когда же она осознала, что дошла до цели, почувствовала прилив сил. Медуза обошла башню, продолжая держаться за стену рукой. Она боялась, что если перестанет ощущать кожей шершавый, поросший мхом камень, то уже больше не сможет отыскать башню. Наконец ее пальцы нащупали косяк, и девушка вошла внутрь.
В башне оказалось светло, и промокшая насквозь Медуза обрадовалась этому теплому свету, перестала дрожать и быстрым шагом направилась к лестнице.
Спуск был долгим. Несколько раз девушка упала, поскользнувшись на седых прядях, что устилали ступени и вились по перилам. Она удивилась такому странному покрытию, совершенно ненужному здесь и непонятному. Она неуверенно ставила ногу, боясь снова оступиться. И звуки, похожие на рычание льва, тоже уверенности не добавляли. По мере спуска звуки эти становились все громче и громче и скоро превратились в совершенно невероятный рев. Горгона остановилась. Она понимала, что ей придется войти в логово страшного чудовища и что заставить себя сделать несколько шагов будет невероятно сложно. Страх завладел ее маленьким сердечком, вытеснив из него все другие чувства. Если бы сейчас кто-нибудь хлопнул в ладоши над ее ухом, Медуза, скорее всего, кинулась бы бежать. Совершенно инстинктивно – как животное, которое спасает свою жизнь. Но никто не хлопнул, и Медуза справилась со страхом. Перед внутренним взором появилось любимое лицо, а губы вспомнили нежность поцелуя – единственного в жизни. И девушка смело вступила в логово рычащего зверя.
Оказалось, что бояться было нечего. Звуки, что так напугали Медузу, были всего-навсего храпом. В кресле-качалке спал старик. Любопытная Медуза обошла заросший волосом ком, чтобы посмотреть, кто же так не любит парикмахеров, что позволил волосам расползтись по всей башне.
– Еще один нарушитель моего спокойствия! – взревел старик, разбуженный на самом интересном моменте сновидения.
– Извините, пожалуйста, – пролепетала Медуза, но было уже поздно – старик открыл глаз и обдал девушку черным взглядом.
Потом он открыл второй глаз и… и все равно ничего не произошло. Девчонка стояла жива-живехонька и каменеть совершенно не собиралась. Она вытаращила на Василиска огромные, в пол-лица, глазищи, и совершенно не боялась его.
– Ты чего это… – начал было Василиск, но вдруг воскликнул: – А! Вон оно что! Ну здравствуй, внученька!
