защитники должны выпустить мантикор и превратиться в мантикор сами, чтобы нападающие не смогли получить наши знания. Видно, ты сделал что-то такое, что они предпочли погибнуть. А почему Никанор не остановил мантикор? Ведь каждый из нас умеет пользоваться заклинанием подчинения, мантикоры не опасны тому, кто им владеет.
— После поединка у Никанора не осталось магических сил.
Мезония вздохнула еще раз.
— Я бы с удовольствием убила тебя самой жестокой смертью за то, что ты сделал с Никанором, Плимутом и Розой, — сказала она, — но, к сожалению, это не в моих силах. Поэтому я благодарю тебя за сведения, что ты нам сообщил, и… нам пора идти. То, что осталось от Никанора, нужно похоронить подобающим образом.
— Я уже похоронил Никанора, — сказал я, — и вам нет нужды идти туда пешком.
Еще одно заклинание перемещения, и мы стоим над могилой Никанора.
— Ты рыл могилу руками? — спросила Мезония, и в ее голосе проскользнуло удивление.
— Да, — ответил я, — мне показалось, что так более правильно. Я почти не успел узнать Никанора, но мне кажется, что он был очень достойным человеком.
Мои спутники синхронно кивнули.
— Надо поставить надгробие, — сказала Мезония, и Оккам и второй юноша кивнули еще раз. — Кстати, что с алтарем? Ты его тоже уничтожил?
— Да.
— Обалдеть можно! Восемнадцать магов трудились целый год, потом три поколения хранили и оберегали их труд, а потом пришел неизвестно кто и за два дня все уничтожил. — Она помолчала. — Ты не хочешь называть себя, но можешь ты ответить хотя бы на один простой вопрос? Ты выступаешь на стороне тьмы?
— Нет, я не выступаю на стороне тьмы.
— Тогда почему ты делаешь все для того, чтобы столкнуть великие державы в самоубийственной войне?
— Если бы это было моей целью, я не стал бы с вами возиться. Я бы просто захватил контроль над одним из черных драконов.
— Это не так просто, как тебе кажется.
Я пожал плечами.
— Что ты будешь делать теперь? — спросила Мезония. — Ты нашел нас только для того, чтобы рассказать то, что рассказал?
— Не только, — сказал я, — я хочу поговорить с председателем вашего ковена. Мезония вздрогнула:
— Тебе мало того, что ты уже успел натворить?
— Я не хочу убивать вашего председателя, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более мирно. — Я не хочу причинять ему зла, я вообще не хочу причинять зла никому. Но я подумал, что мантикоры — не лучшее средство защитить Средиземье от черных драконов, а черные драконы — не лучшее средство защитить Аннур от варваров. Я хочу обсудить эту мысль с председателем.
— Что тут обсуждать? Или тебе ведомы лучшие средства защитить мир, чем драконы и мантикоры?
— Возможно.
Мезония надолго задумалась.
— Я должна доложить председателю о том, что здесь произошло, — наконец сказала она. — Я не могу заставить тебя удалиться на время разговора, но, пожалуйста, хотя бы сделай вид, что тебя нет рядом. Стань хотя бы невидимым.
Я кивнул и стал невидимым.
— Спасибо, Мезония, — сказал я.
18
Я так и не смог подслушать магический разговор, не помогла даже схоларность. Дело в том, что схоларность позволяет понимать только те заклинания, которые понимает тот, кто их творит. А если заклинание скрыто в артефакте, а маг только передает кодовый сигнал, заставляющий артефакт работать, схоларность бессильна. В данном случае я понял формат магического приказа, заставляющего янтарный шест открывать магический канал, связывающий его с другим таким же шестом, но то, как надлежит устанавливать связь с конкретным собеседником, осталось для меня тайной.
Сам разговор по янтарному шесту происходит не вслух. Судя по всему, слова говорящего всплывают в сознании слушающего путем непосредственного внесения образов специально промодулированным вихрем маны. В общем, услышать разговор Мезонии с председателем мне не удалось.
Они говорили минут пятнадцать, а потом Мезония выпустила из рук веревку, тянущуюся к закрепленному на крыше шесту, и обратилась ко мне:
— Ты умеешь пользоваться этим артефактом?
Я отрицательно покачал головой.
Мезония снова взяла веревку, и на этот раз разговор длился недолго, минуты две-три. Когда разговор закончился, Мезония сказала:
— Председатель хочет говорить с тобой. Он будет ждать тебя в обеденной зале постоялого двора «Четыре пса», что на западной окраине Аннуина, у самого тракта, каждый вечер, начиная с сегодняшнего, через час после заката.
«Четыре пса»! Тот самый постоялый двор, где останавливался я — первый, когда мы с Дромадроном ехали в Аннуин. Случайное совпадение? Или председатель каким-то образом понял, кто я такой? Моргот его возьми!
Я обратился к Мезонии:
— Что ты теперь собираешься делать?
— Мы должны идти в Аннуин.
— Пешком?
— Пешком. Мантикоры издали чуют лошадей, наши маги ничего не смогли с этим поделать. В Могильники нельзя въезжать на лошади, а если въехал — нельзя съезжать с тракта, иначе тебе не жить.
— Значит, пешком… Может, вас подбросить?
— Как это?
— Я могу переместить вас в Аннуин точно так же, как переместил сюда из северного предела Могильников. Мезония заколебалась:
— Нам нужно собрать вещи…
— Собирайте, — сказал я, — до вечера еще много времени.
19
Когда мы ввалились в «Четыре пса», мы представляли собой живописную группу. Четверо молодых людей в забрызганной грязью дорожной одежде, с боевыми артефактами за спиной и под плащами, но без обычного оружия. Оккам держал в руках янтарный шест, Спиногрыз (это не прозвище, это имя, оказывается, второго товарища Мезонии зовут именно так, он из дорвагов, а у них все имена такие дурацкие) тащил на плече объемистый тюк со всяким магическим и немагическим барахлом.
Оккам застрял в дверях, безуспешно пытаясь протащить огромный шест через узкий проход, да еще так, чтобы янтарный паук не свалился с пояса, а рогатый посох не встал поперек дверей. Спиногрыз шумно
