— Итак, вы подождете? Буквально четверть часа…
— Хорошо, я подожду. У вас замечательная библиотека.
— Она досталась мне от деда. Храню как зеницу ока. Что ж, я вас ненадолго покину. Через четверть часа за вами зайдет дворецкий и проводит вас в столовую. Там и встретимся. И еще, Вероника…
— Да?
— Не торопитесь замуж.
— Я вроде и не тороплюсь.
— Отлично, — сказал Сметанин и вышел из библиотеки.
Едва за ним захлопнулась дверь, как я достала из шкатулки Книгу и положила на ее обложку ладони.
— Чего тебе? — ворчливо спросила Книга.
— Я просто подумала… не знаешь, что Сметанин имел в виду, когда задавал свой вопрос?
— Знаю, конечно. — Книга продолжала говорить со мной ворчливым тоном, как воспитательница в детском саду с капризным дитем. — Сметанин хотел знать, изменяет ли ему жена с шофером Возгеном.
— Неужели ему можно изменить? Это такой суровый тип…
— И тем не менее. Его жена та еще штучка, и она ему, конечно, изменяет. Это был ответ 'да'. Но она изменяет ему не с шофером Возгеном. Это был ответ 'нет'.
— Как неприятно получилось, — вздохнула я. — Он ведь вроде неплохой человек, хоть и бандит. А вот жена-изменщица… Это же кошмар.
— Ничего не кошмар, — подала голос Книга. — Это жизнь. Ты просто еще не рассталась с романтическими иллюзиями. Ладно, сиди листай альбомы.
Я последовала совету Книги, убрала ее в шкатулку и принялась листать альбом. Одновременно с этим я засекла на часиках, когда истекут оговоренные Сметаниным пятнадцать минут.
…Они истекли, но за мной никто не приходил. Я подождала еще минут десять, но бесполезно. И тут ко мне воззвали мои естественные потребности. И я, как тот пушистый котенок в рекламе, задалась резонным вопросом: 'Где здесь туалет?'
Я захлопнула альбом и прошлась по библиотеке. Естественные потребности заявляли о себе все настойчивее.
Я решила — была не была — выйти из библиотеки и самостоятельно отыскать в доме Сметанина вожделенную комнатку отдохновения. Я вышла из библиотеки в пустынный и длинный коридор. Похоже, он тянулся через весь второй этаж. Из коридора на меня пялились одинаковые захлопнутые двери.
— Хоть бы опознавательные знаки какие повесили, — ворчала я, мрачно стискивая шкатулку в руках (естественно, я не могла ее оставить без присмотра!). Безлюдье коридора и одинаковые двери навеяли на меня тоску. Но тут за дверями одной комнаты я услышала сдавленное рыдание.
Плакала женщина.
Интересно, кто ее довел до слез?
Я решила это не выяснять, а просто спросить женщину, где здесь туалет. В конце концов, может, это ее утешит и она перестанет так надрывно рыдать.
Я отворила дверь и тихонечко проскользнула внутрь комнаты.
М-да, похоже, что это сметанинский арсенал.
Комната была заполнена стеллажами, а на стеллажах аккуратно разложены всяческие образцы холодного и огнестрельного оружия. Я не разбираюсь в этом, поэтому не могу вам сказать, какие именно модели там масляно и воронено поблескивали. Жуть! Я сделала шаг вперед и увидела из-за крайнего стеллажа диван и журнальный столик. На диване сидела и рыдала женщина неопределенного возраста. Она закрывала лицо руками, и поза ее выражала крайнюю скорбь.
Я молча выругала себя за свой опрометчивый поступок и хотела было развернуться и уйти, но тут…
Тут из угла, утыканного рапирами и палашами, появился не кто иной, как мистер Князев. Он подошел к дивану, сел и заключил рыдающую женщину в отнюдь не сугубо дружеские объятия.
Я замерла и превратилась в слух. Кроме того, я постаралась так спрятаться за стеллажом, что Князев не почувствовал никакого подвоха.
Знаю, вы скажете, подсматривать и подслушивать нехорошо. Это портит мой имидж положительной героини. Но у меня не было другого выхода.
— Голубка моя, — меж тем нежно заворковал Князев. — Кисонька, рыбонька, крыска! Успокойся, ведь я с тобой!
— Да! — плаксиво отозвалась женщина и отняла руки от лица. Это была первостатейная красавица, только очень зареванная. — А как же эта тварь?!
— Какая тварь?
— Та самая, у которой ты просил руки! Ведь просил же, сознайся!
— Ну просил… Но это было фатальной ошибкой! Сурочек мой, это было так давно. И я не нахожу в ней ничего привлекательного. Я ведь обожаю тебя!
— Обожаешь ты… — недоверчиво протянула женщина. — Обожатель. Певец женских ножек.
— Это Пушкин — певец женских ножек, а я простой астролог, который без памяти тебя любит. Ах, милая, не доводи себя до мигрени, у тебя такое хрупкое здоровье! И эту сцену ты устроила мне совершено напрасно. Я уже и думать забыл об этой гадалке.
— Точно?
— Точно. Абсолютно!
— Ну тогда поцелуй меня.
— С удовольствием.
Они надолго затянули свой поцелуй, а я изводилась стыдом за стеллажом с пистолетами. Я боялась ступить и шаг — Князев тут же меня обнаружит и проткнет палашом как муху. Мне даже в туалет идти расхотелось. От страха, наверное.
Любовники на диване наконец перестали целоваться. Женщина вытерла глаза кокетливым платочком и пристроилась у Князева на коленях.
— А ты знаешь… — протянула она.
— Что?
— Сегодня Алешка привез эту чертову гадалку прямо в дом. Мой боров хочет узнать у нее будущее.
— Как? Она в доме?
— Ну, сейчас ее уже увезли. Чертова стерва! Чуть не увела у меня мужчину моей мечты.
— Я верен тебе, мой бриллиантик.
— Смотри, жучок! Если я застукаю тебя с этой гадалкой, берегись!
— Этого не будет. Она мне глубоко противна. Как, впрочем, и твой муж. Я замучился составлять для него астрологические прогнозы.
Так вот оно что! Эта дама — жена господина Сметанина, и, похоже, она действительно ему изменяет. И действительно не с шофером. А с каким-то плюгавым астрологом, прости господи!
Любовники еще немного поласкали друг друга, а потом женщина сказала Князеву:
— Хватит. Что-то запаздывает обед. Видимо, супруг занялся чем-то важным. Ненавижу его!
— И я тоже.
— Ты уже договорился с людьми Лунатика?
— Насчет чего?
— Насчет того! Совсем спятил, что ли!
— Ах, ты об этом… Конечно, договорился. Лунатик пообещал, что на Рождество сделает тебя веселой вдовой.
— Мне нужны подробности.
— Да все элементарно. На Рождество твой муж дает обед для благотворительного фонда. Когда он будет ехать с обеда, люди Лунатика расстреляют его машину.
— Тьфу! А почему после обеда, а не до?
— Пускай уйдет на тот свет сытым!
