Скрепя сердце Франц вынужден был с ним согласиться, вспомнив, что люди устроили Последнюю войну и опустошили всю Землю. Настроение у Госпитальера испортилось, и он замолчал.
— Зачем же все воспринимать в черном свете? — сказал Дуго. — Люди прошлого вовсе не загадили все, как можно сейчас подумать, если судить о них по кучке маниакального склада политиков, развязавших войну. Люди прошлого были скорее созидателями, они создавали порой поистине прекрасные вещи, городские кварталы соседствовали с дивными садами, называемыми городскими парками, там они гуляли и предавались размышлениям о сущем… Еще у них были великолепные сады поминовения, где они среди тенистых рощ хоронили своих умерших, расставляя тут и там каменные кресты и плиты в специально установленном порядке. Потом они возвращались туда, ходили меж могил и украшали их цветами, иногда сплетенными в венки, так что зрелище, наверное, открывалось необыкновенное. Сейчас такое можно себе представить с большим трудом. Что и говорить, люди прошлого умели создавать прекрасное.
— Скажешь тоже, кладбище — и прекрасное, — хмыкнул Густав. — Ты наш крематорий в Нидерраде видел? Может, его тоже… того… венками обвешать и ходить вокруг… размышлять о сущем…
— У нас разные представления о прекрасном, — обиделся Пилигрим, — вот люди прошлого умели ценить красоту, а сегодня некоторым действительно лишь бы все вокруг загадить.
Услышав слова отца, Герда засмеялась, а Густав обиженно надул губы.
— Подумаешь, — пробормотал он, — я вот тоже умею понимать прекрасное. Вернемся в клан, я еще покажу, как я умею украшать кладбища…
— Боюсь, тебя неправильно поймут, Густав, — сказал Герман, — лучше бы тебе этого не делать.
Густав тихонько выругался…
Герман покосился на Герду. Девушка шла впереди и, казалось, совсем не обратила внимания на вырвавшиеся у Густава бранные слова. А если и обратила, то ее это нисколько не смутило, по крайней мере, она не показывала вида.
“Такую смутишь, пожалуй, — подумал Герман, — да она сама кого хочешь смутит”.
Словно почувствовав, что он думает о ней, Герда обернулась и подмигнула охотнику.
“Она что, мысли мои, что ли, читает? — испугался следопыт. — С этими Пилигримами-Универсалами держи ухо востро. Надо будет поменьше о ней думать”.
Как назло, думать о ней меньше у Германа отчего-то не получалось.
После полудня, когда отряд шел вдоль узкой, заросшей густой тиной речушки, Герман неожиданно увидел спускавшееся к водопою стадо. Таких животных следопыт раньше не встречал: у них были крупные коричневые тела, большие ветвистые рога венчали продолговатые головы. Звери не обращали на присутствие людей никакого внимания. Должно быть, раньше люди им не встречались. Герда вскинула карабин к плечу — грохнул выстрел, и стадо в испуге сорвалось с места, животные стуча копытами, помчались прочь, спеша скрыться от неизвестной опасности. У воды остался лежать подстреленный Гердой зверь.
— Ура, — радостно заорал Густав и заспешил к реке, вынимая на ходу нож.
— У тебя что, патронов много? — поинтересовался Герман.
— А что? — Герда обернулась к следопыту, убирая со лба выбившийся из прически непослушный каштановый локон.
— Герман хотел сказать, что он мог бы выстрелить из арбалета, — пояснил Франц, — болт всегда можно вернуть назад. А патроны для твоего оружия, наверное, очень редкие? Да?
— Спасибо, Франц, — сказал следопыт, — именно это я и пытался сказать.
— Ничего страшного, — засмеялась Герда и подмигнула Францу, — у меня в одном надежном месте припрятано целых четыре ящика, так что я могу себе позволить пострелять.
Герман наблюдал за ней с самым сердитым видом, он не разделял игривого настроения девушки.
— А что, ты действительно смог бы попасть в зверя из своего арбалета? — поинтересовалась Герда.
— Как ты? В глаз? — переспросил следопыт.
Девушка кивнула. Герман прикинул расстояние до цели. В принципе, если попытаться… Нет, вряд ли. Один шанс из десяти. Все же его арбалет не так точен, как карабин, да и дальнобойность у него намного ниже.
— Чего теперь говорить об этом? Ты уже попала.
— И все-таки? — В разноцветных глазах плясали искорки смеха. — Попал бы?
— Да какая теперь разница, — раздраженно сказал Герман.
— Для меня есть, — настаивала Герда.
— Нет. Не попал бы! Не попал!!! — взорвался следопыт. — Из арбалета не попал бы. Ну что, ты довольна?!
— Да. Но, скорее, удивлена. — Девушка улыбнулась.
— Чему удивлена? — почему-то смутившись от ее открытой, простой улыбки, буркнул Герман.
— Тому, что ты нашел в себе силы признаться в том, что непременно промазал бы.
— Я бы подошел поближе, — сказал Герман, — чтобы убить зверя наверняка. Я всегда все делаю наверняка.
— Ах так… — Герда хмыкнула.
Герман вдруг отметил для себя, что девушка разглядывает его с неподдельным интересом, словно только сейчас увидела в первый раз.
— Дыру прожжешь, — проворчал следопыт и криво улыбнулся.
Герда засмеялась, и неожиданно для себя Герман расхохотался в ответ. Ему вдруг пришло на ум, что его поведение раньше было очень глупым. Странное дело, сейчас он смеялся не над какой-то веселой шуткой, а над собой, и скованность его уходила.
Дуго, уже успевший спуститься к реке, обернулся, и его брови поползли вверх — вот уж чего он не ожидал от грызущихся друг с другом, словно крыса с ревуном, Германа и Герды, так это неожиданного бурного веселья. Пилигрим настороженно смотрел на них, не зная, что предпринять, потом махнул рукой и отправился помогать Густаву разделывать тушу.
Обед вышел сытным, мясо, пусть и оказалось несколько жилистым, было очень вкусным. Черный Принц уплетал его за обе щеки, да и остальные не отставали от него. Запасливый Дуго жарил мясо на костре, чтобы взять его с собой в дорогу и следующие несколько дней не думать о том, как добыть пропитание.
— Кто понесет наш паек? — спросил Пилигрим, набивая едой рюкзак Франца.
— Я! — поспешно заявил Густав.
— Франц! — сказал Герман. — Мясо понесет Франц! Рюкзак принадлежит ему — ему и нести. А тебе я наш паек больше не доверю, иначе уже к вечеру опять придется на кого-нибудь охотиться.
— Велика беда! — несколько обиженно пробурчал великан. — Тут не Город, дичи навалом, сама в глотку просится. Не оголодаем как-нибудь, а мне кушать надо — я большой.
Герда прыснула: нытье вечно голодного великана ее забавляло.
— Франц все равно откажется его нести, — ухмыльнулся Густав.
— А вот и нет, — сказал Госпитальер. — Еще как понесу.
— Все вы против меня, — расстроился Густав и покосился а последнюю порцию жареного мяса. — Вот сейчас расстегну еще одну пуговичку — и подкреплюсь на дорожку.
— Смотри не лопни, — сказал Герман. — Кстати, а что это за зверь был?
— Это лошадь, — ответил Пилигрим, вытирая руки.
— Лошадь? — Франц отложил мешок в сторону и наморщил лоб. — Но я видел в древних книгах картинки лошадей, они несколько отличались от этого… хм… экземпляра. Во всяком случае, рогов у них не было, это точно.
— Может, они их сбрасывали на зиму? — предположил Герман. — Кабара вот сбрасывает рога, а потом у нее новые вырастают.
— Так это в прошлом рогов у лошадей не было. К тому же эти лошади дикие и им рога не спиливают, — ответила Герда.
— А, так недиким лошадям рога спиливают?! — догадался Франц. — Ну, тогда все ясно, там, на картинке, были изображены домашние лошади со спиленными рогами.
