— Я отправила Вилли в Стар-маркет, — с беспокойством в голосе сообщила она.
— Он скоро вернется?
Она опять испуганно вытаращила глаза.
Я попыталась сохранять невозмутимость:
— Мне надо очень кратко переговорить с ним. Как вы думаете, он скоро вернется?
Она повела плечами, словно я спросила у нее о смысле жизни.
— Он давно ушел?
— Час? Может, час тому назад?
А мне-то откуда знать?
— Тогда, вероятно, он скоро вернется, — уверила я ее. — Вы не будете возражать, если я подожду его?
Она кивнула и наконец направилась в сторону гостиной. Я пошла за ней. Она уселась в кресло с подголовником, а я примостилась на тахте. Я не горела желанием поддерживать с ней беседу и уж вовсе не собиралась объяснять ей, что вынудило меня вернуть Вилли его подарок; в любом случае я не хотела смущать молодого человека беседами с его матерью о его личной жизни, но и оставлять все без объяснений мне тоже не хотелось. Затея с возвращением подарка смущала меня все больше и больше. Что он мог знать о таких вещах? Его мама не в состоянии сама открыть дверь, а если ей в этом и помогут, то она уже не в силах припомнить ни одной из таких сложных фраз, как «Здравствуйте!», «Зайдите позже» или «Присаживайтесь, пожалуйста».
Я осмотрелась в поисках предмета, о котором можно было бы завести с ней разговор. На кофейном столике возвышалась стопка журналов, но вверху лежал номер «Активного отдыха», а заводить разговор на эту тему показалось мне бестактным. Ее домашнее платье в цветочек напомнило мне учебные фильмы времен Маккарти на тему, как себя вести, когда русские сбросят бомбу. Полагаю, мы могли бы обсудить с ней все «за» и «против» бомбоубежищ и средств индивидуальной защиты, но внезапно я заметила в комнате один неаквамариновый предмет — висящее над камином большущее изображение семейного генеалогического древа в раме.
— Это ваша семья? — Улыбнувшись, я указала в сторону схемы.
Этот предмет показался мне самым приятным в комнате. Всяк, кто неравнодушен к чистокровным псам, безусловно, является экспертом в области родословных, а генеалогические диаграммы двуногих убоги и примитивны по сравнению с собачьими. Начнем с того, что у людей одно и то же имя, как правило, появляется на схеме лишь единожды, а при разведении чистопородных собак одни и те же имена могут фигурировать по нескольку раз; если же имело место родственное спаривание, то ветви семейного древа представляют собой сложнейшие и бесстыжие переплетения.
— Здесь Джонсоны и Смиты.
Ее голос был по-прежнему глуховат, но уже не так, как в самом начале нашей встречи.
— Смит — это моя девичья фамилия.
— Вот как! — радостно воскликнула я.
— А Джонсон — фамилия тоже очень старинная, — гордо добавила она.
Я одарила ее глупой улыбкой, и женщина продолжила свою сагу:
— Один из моих предков был кузеном президента Захарии Тейлора.
— Вот как, — снова произнесла я уже без особого энтузиазма.
Всего лишь кузеном? Вот Кими и Рауди —
— А по линии Митчелла у Джонсонов, значит, есть и Кларки, и Френчи.
Ее лицо просветлело, и взгляд заметно оживился.
— И матерью его, конечно же, была Дейл, а бабушкой — Митчелл.
Вместо ответа — что я могла на это сказать? — я поднялась, чтобы взглянуть на обрамленную диаграмму.
Как и в родословных Кими и Рауди, все имена здесь были выстроены в идеальном боевом порядке, но в родословных у моих псов не было зарисовок деревьев и кустарников, и линии от одного предка к другому не были приукрашены миниатюрными дубовыми листочками. Несмотря на это, мне не составило труда разобраться в истории двух самых последних поколений: Митчелл Дейл Джонсон женился на Эдне Элизабет Смит, и у них родились три сына. Самым младшим был Вильям Смит Джонсон, а двое других — клянусь вам! — носили имя Митчелла Дейла Джонсона-младшего. Да, оба. В Американском клубе собаководства вам бы не позволили зарегистрировать двух псов под одним именем. А детей кто защитит?
— Как, вы сказали, вас зовут?
Эдна спросила таким тоном, будто имени у меня могло и не быть.
— Холли Винтер, — ответила я.
— Винтер, — с подозрением в голосе повторила Эдна.
— Да, Винтер.
Руфус Винтер воевал во времена Американской революции. Соответственно, я имею прямое отношение к организации «Дочери Американской революции», в которую я ни за что не вступлю и ни за что не скажу об этом Эдне, тем более что я ни секунды не сомневалась в следующем ее вопросе, ответ на который был у меня наготове. В этом плане мама меня выдрессировала. Эдна уже готова была спросить:
— А что это за фамилия такая?
Мариса научила меня в таких случаях вежливо улыбнуться и безмятежно произнести: «Собачья».
Но этого сделать мне не довелось. В комнату влетел Вилли, с шумом затормозил и посмотрел сначала на меня, а затем на коричневый бумажный пакет, стоящий у меня в ногах.
— Ма, я все отнес на кухню, — сказал он Эдне, которая послушно засеменила прочь.
Он взглянул на меня и спросил:
— В чем дело?
— Вилли, Лии всего лишь шестнадцать, — начала я. — Она едва знакома с тобой. Ты преподнес ей действительно щедрый подарок, но, как бы сказать, немного перестарался. Я не могу позволить ей принять это.
Он нацепил на себя то же самое выражение лица, что и при беседе с Джеком, когда сообщал ему, как сожалеет о смерти Роз, — сейчас его лицо снова было вытянутым и извиняющимся. Но теперь я поняла, что манерам он учился по телевизору или в кино и не удивлялся, если узнавал, что в чем-то совершил промах.
— Я знаю, что это отличная, э-э-э, вещь, — сказала я, испытывая идиотскую боязнь взрослого человека употребить старомодное словечко в беседе с почти что ровесником. — И мы всегда будем рады видеть тебя у нас дома. Это было очень щедро с твоей стороны. Просто здорово.
Охваченная собственной ханжеской невосприимчивостью и созерцанием флегматичного страдальческого выражения на лице Вилли, я не подозревала о присутствии рядом с нами Эдны и Дейла, так как позволила себе предположить, что Эдна на кухне распаковывает покупки. Она же вместо этого отправилась на поиски Дейла. Они стояли в прихожей и смотрели на нас; мать спряталась за своим неуклюжим сыном. Эдна выглядела смущенной и перепуганной. Несмотря на то что она никогда не выходила из дому, судя по выражению ее лица, можно было подумать, что она теряется в догадках о том, где в настоящий момент она находится, и, вероятно, о том, кто она такая и кто такие эти андроиды, столпившиеся вокруг.
До Дейла, однако, что-то дошло.
— Что, мой брат не подходит?
Он распрямился и скрестил на груди руки.
— Разве ты не слышал — я сейчас сказала ему, что мы рады будем видеть его у нас в гостях.
— Вам известно, сколько он заплатил за эту штуковину? — спросил Дейл.
— Немало, — сказала я.
Но он все же решил сказать мне, сколько именно. Также он поведал мне, как напряженно работал его братец и сколько внеурочной работы пришлось ему взвалить на свои плечи. Я ни секунды не сомневалась, что на тех любительских соревнованиях, с которых его удалили, он находился слишком далеко, чтобы
