пренебрежительно махнул рукой. — И даже не о мышцах. Я говорю о духе зверя, гордом волчьем сердце. Он может сколько угодно махать на арене мечом, но это не отменяет самого главного. Он умирает изнутри, Хэнк. Неволя и участь раба вот-вот сломят его волю. Из яростного Волка он может превратиться в безвольную тряпку, каких миллионы на улицах. Ты нацепил на него электрошоковый ошейник, что даже слона доведет до безумия… — Череп пытливо заглянул в глаза Тарана, судя по всему, пытаясь нащупать там понимание. “Обсидианы” надежно хранили секреты. — И все пойдет коту под хвост. “Волчонок” либо сам перегрызет себе вены, либо бросится на меч прямо в Яме.
Хэнк с ужасом представил себе эти картины. Нечто подобное, разумеется, приходило ему в голову. Он и ранее замечал некоторые странности в поведении воспитанника, — как тот сидел в своей камере, уставившись невидящим взором в одну точку, или рыдал, проснувшись ни с того ни с сего посреди ночи. Однако всякий раз Таран успокаивал себя тем, что “все через это проходят” и “парень не сломается, он тот еще орешек…”.
Хозяин Подворья без труда понял, куда ведет Череп. Если Волк останется на Подворье, то он рано или поздно сгниет и зачахнет в своей камере. Таран же за это не получит ни гроша.
— Рано или поздно, — сказал Череп, — но “волчонок” сгниет и зачахнет в своей камере. А ты упустишь сделку, о которой будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, уж можешь мне поверить… Таран усмехнулся.
— Я всегда был очень недоверчив. — Это было лишнее, однако настойчивость Черепа уже начала Хэнка раздражать. Во всем этом чувствовался какой-то душок. Подумав так, Таран отметил, что с самого начала разговора сладкоречивый глава Ордена и словом не обмолвился о самом главном. — К тому же ты не сказал, зачем Волк ТЕБЕ.
— Я знаю. — В глазах Черепа что-то мелькнуло — смутная угроза дернулась у самого дна, но тут же затаилась, будто кто-то дернул за ошейник. — Но мне казалось, что это не нуждается в пояснениях. Никаких секретов. Волк нужен Ордену для решения определенных проблем… деликатного свойства. Эксплуатировать его на арене на потеху толпе — непозволительное расточительство. Талантам и способностям ме-таморфа легко отыщется более рациональное применение. — Гангстер хитро поглядел на Хэнка. — Уж не подумал ли ты, что я намерен выкупить Волка, чтобы затем отпустить на свободу?
Таран вздрогнул.
Уж этого ему хотелось меньше всего.
Именно поэтому он упорно отвергал доводы разума. Сознательно отбрасывал взвешенные и обоснованные аргументы Черепа, предлагавшего наилучшую сделку в данных условиях. Тарану метаморф теперь без надобности. Если Череп может подыскать “волчонку” достойное применение, то в чем проблема? Цену он предлагает очень приличную.
Только Хэнк не согласился бы и на вдвое большую. И, после некоторых колебаний, — на тройную. Ему намного удобнее, да и спокойнее просто сгноить Волка в камере.
Первое, что сделал бы сам Таран, окажись он на месте метаморфа, это нашел бы своих тюремщиков. И намотал бы их кишки на кулак. Никаких гарантий, что Орден такого не допустит, нет, да и быть не может. В конце концов, Курт может попросту сбежать. И тогда всем будет весело. Сам же Хэнк отлично сознает ответственность, которая висит на нем, и, пока “волчонок” сидит у него под замком, может быть спокоен.
До определенной степени, конечно.
Вряд ли кто-то может чувствовать себя совершенно комфортно, когда у него под боком существо, способное убить человека голыми лапами за какие-то секунды.
— Ни при каких обстоятельствах, — наконец ответил Таран. И замолчал.
— А, понимаю. — Череп кивнул с видом умудренного старца. — Ты, вижу, не веришь, что мы обеспечим метаморфу достойный уход. А именно — что сможем удержать его на столь же короткой цепи, как это делаешь ты. Боишься, что однажды Волк вернется, чтобы за все расплатиться… — Череп зловеще оскалился. — Мы этого не допустим, можешь не тревожиться.
Таран молча таращился на бритоголового. Казалось, тот и впрямь умеет читать мысли. В преступном мире, скорее мирке, Клоповника встречались неплохие психологи, но этот, с каменной физиономией, на которой ничто не отражается, так что и не поймешь, что он думает и чувствует, даст всем сто очков вперед.
— Думаю, проверить это не удастся. — Таран качнул головой. — Я не продам Волка.
— Что ж, дело твое. Череп с сожалением развел руками. Только и всего. Хэнк приготовился было к граду ругательств, проклятий и угроз. А также, возможно, к чему-то более реальному — выстрелам и уже привычному штурму ворот. Но Череп просто развел руками, будто на самом деле зашел почесать языком. Всем было известно, что глава Ордена ничего не делал просто так.
Но сейчас он всего лишь пожал плечами.
— Жаль, конечно, что мы не пришли к соглашению. Вероятно, последнему Волку придется когда-то завершить свою жизнь гладиатором в Яме. — Гангстер протянул Тарану руку, которая, как прежде, была костлявой и сильной. — Не исключено, с другой стороны, что это случится в самом скором времени.
Череп развернулся и сделал шаг к воротам.
Сказать, что его последние слова весьма озадачили Хэнка, значило ничего не сказать. Каким образом это заявление вяжется с тем, что “волчонок” зачахнет и сгниет в своей камере”?
— Что ты имел в виду? — спросил Таран.
— Что?
Череп остановился и, обернувшись, поглядел на Хэнка.
— Что ты хотел этим сказать? Почему в самом скором времени? — Хозяин Подворья не скрывал раздражения.
— Потому что и на старуху бывает проруха, — спокойно сказал Череп. — На метаморфа также может найтись достойный противник. Возможно, ЧЕРЕСЧУР достойный.
Таран успокоенно осклабился.
— Бред. Я не могу разыскать такого противника во всем Мегаполисе. — Хэнк сообразил, что хватил через край, лишь увидев, как вдруг вытянулось бледное лицо Черепа.
— Если ТЫ не смог, то это еще не значит, что не сможет кто-то другой.
Череп вновь повернулся и двинулся к воротам. Бывший гладиатор остался стоять на месте, озадаченно глядя в спину уходившего гостя. Все это ему очень не понравилось.
Курт мог сказать примерно то же самое.
Память на лица у него была практически фотографическая. На запахи — и того лучше. Поэтому, учуяв через весь внутренний двор тот самый запах, который ассоциировался у него с темным перекрестком, черными автомобилями и лысыми индивидами, он медленно обернулся. Вряд ли это совпадение, такой тонкий аромат, духи наверняка дорогие, изготовленные по заказу.
Тот самый безволосый, никаких сомнений.
Волк понятия не имел, кто это. Прозвище, которое Курт дал ему про себя в тот вечер, возможно, не соответствует действительности, можно поручиться на девяносто девять процентов, что не соответствует. Вряд ли это Череп собственной персоной — зловещий гангстер, глава одной из влиятельнейших группировок всего Гетто. Какова была вероятность того, что Волк из всех бандитов города повстречает не кого-нибудь, а именно этого?
Какова бы ни была — ее не следовало исключать.
Вот почему Курт продолжал мысленно именовать незнакомца Черепом, хотя и понимал, что, возможно, ошибается.
Что ему здесь понадобилось, Курт не имел ни малейшего понятия. Хэнк и гость стояли довольно далеко, так что до волчьих ушей доносились лишь обрывки слов, по которым трудно было что-то понять.
Потом прогулка окончилась, и Волка отвели в камеру.
Он валялся на койке и обдумывал увиденное, а также вскользь услышанное. В том, что Череп (если это в самом деле Череп) пришел на Подворье, не было ничего сверхъестественного: Таран имел сложные связи в преступном мире, интересы же “черепов” простирались далеко за пределы трущоб. Может, это было
