— И много?
— Два.
— А пилоты?
— Я умею управлять почти всеми человеческими машинами. Когда я учился в университете, я не терял времени зря.
— Не в обиду будет сказано, автомобилем ты управляешь не очень хорошо.
— Недостаток опыта. На тренажере главное — научиться основным операциям, а остальное можно освоить по мере необходимости. Я смогу долететь до Нью-Майами.
— А как же ПВО?
— Что?
— Противовоздушная оборона. Тебя собьют еще на подлете.
— Высадим тебя в отдалении, будешь добираться пешком. Я дам тебе джипиэску и спасательный радиомаяк, так что не потеряешься.
— А что я буду рассказывать в особом отделе?
— Это мы еще успеем обсудить. У нас еще пять дней впереди.
— Почему пять?
— Завтра мы узнаем, отравлена воронка или нет. Послезавтра обследуем подземелья, вывезем все ценное. Два дня на обратный путь. Еще один день на подготовку.
Якадзуно скривился. Только что они абстрактно рассуждали, как можно доставить Якадзуно на территорию, контролируемую братством, а теперь вдруг выясняется, что рассуждения были вовсе не абстрактными. Через пять дней Якадзуно придется изображать Лоуренса Аравийского и Рихарда Зорге в одном флаконе, и никуда от этого не денешься. Нет, такие рассуждения недостойны потомка самураев. Свой долг надо выполнять, каким бы он ни был.
Контрреволюция перешла в наступление. Злодейское убийство Абубакара Сингха и нападение на стройку под Нью-Майами — звенья одной цепи, в этом нет никаких сомнений. Революция чего-то стоит только тогда, когда способна себя защитить, так говорил Мао Цзэдун (или Геббельс?), и теперь Рамирес понимал эту истину как никогда. Настал момент истины, не первый, но и не последний.
Жизнь продолжалась. Рамирес видел репортажи с места гибели Сингха и с сожженной стройки, он ожидал, что эти ужасные картины перевернут его душу, но ничего такого не случилось. Человеческая душа удивительно пластична, она довольно легко привыкает к самым страшным и противоестественным вещам.
Рамирес сидел в баре ночного клуба «Прожорливый ля-гушкоед», он пил пиво, сваренное из местного растения ашозою, и думал, что, если привыкнуть, деметрианское пиво ничем не хуже земного. Играла громкая ритмичная музыка, в воздухе витали клубы табачного и конопляного дыма, Рамирес подумал, что тем, кто курит табак, скоро придется отвыкать от дурной привычки, потому что на Деметре нет ни одного растения, вырабатывающего никотин, а заниматься генной инженерией в этом направлении никто не станет до тех пор, пока не будут решены более первоочередные задачи. Хорошо еще, что из местного папоротника лсосров получается неплохой гашиш, своеобразный на вкус, но приемлемый.
Рамирес оторвался от кружки и оглядел полутемный зал. Несмотря ни на что, жизнь продолжается. Молодежь пьет, танцует, веселится и любит друг друга, им как будто нет дела до того, что враги революции готовят все новые и новые атаки, что где-то далека в джунглях в хорошо замаскированных подземных убежищах вожди наркомафии вынашивают коварные планы. Молодые люди не хотят думать о плохом, они вообще не любят думать, они просто живут. Какой-то древний философ, кажется Аристотель, говорил, что, умножая знания, ты умножаешь печали. Молодежь предпочитает не умножать печали.
Рамирес повернул голову, и его внимание привлекла девушка. Очень молодая девушка, лет восемнадцати-девятнадцати, очень маленькая и худенькая, с тонкими чертами лица и светлыми волосами до плеч. Она сидела за столиком одна, смотрела в пространство невидящим взглядом и в ее глазах стояли слезы. Увидеть плачущую девушку посреди всеобщего веселья было настолько неожиданно, что Рамирес даже сморгнул несколько раз, не веря своим глазам. Девушка не исчезала.
Поколебавшись, Рамирес встал из-за столика и решительно направился к девушке. Он сел напротив нее, поставил пиво на стол и вежливо спросил:
— Вы позволите?
Девушка молча кивнула, продолжая глядеть куда-то в пространство. Рамирес растерянно сидел напротив и не знал, как начать разговор. Он чувствовал себя как подросток, впервые в жизни осмелившийся познакомиться с девушкой на улице.
— Почему вы плачете? — Рамирес решил сразу взять быка за рога.
Девушка наконец-то проявила какое-то подобие интереса. Она бросила быстрый взгляд на Рамиреса, снова отвела глаза, всхлипнула и безразлично произнесла:
— Кого это волнует?
— Это волнует меня, — сказал Рамирес, стараясь, чтобы его голос звучал проникновенно. — По- моему, неправильно, что такая красивая девушка сидит одна и плачет.
— Трахнуться хочешь? — Теперь в ее взгляде читалось презрение.
Рамирес аж поперхнулся.
— Разве я похож на малолетнего придурка с членом вместо головы? возмутился он.
— Вот и я удивилась, — констатировала девушка и хихикнула.
Рамирес тоже хихикнул.
— Меня зовут Джон, — представился он. — Расскажите мне, что вас тревожит, и я постараюсь помочь. Я занимаю довольно большой пост…
— Это не поможет, — махнула рукой девушка. — Мой отец погиб под Нью-Майами. Его сожгли ящеры.
— Примите мои соболезнования… — начал Рамирес, но незнакомка снова остановила его, махнув рукой.
— Оставьте их при себе, они не помогут, — заявила она. — Человек уже умер, его не вернешь. Вам не понять этого. У вас кто-нибудь погиб в этой войне?
— Мой старый знакомый. Не могу сказать, что мы были друзьями, но он вытащил меня из грязи на Гефесте, не дал спиться…
— Вы были на Гефесте? Постойте, вы… Джон Рамирес?!
— Да, — Рамирес улыбнулся до ушей. — А вы так и не представились.
— Галя Козлова, — она протянула руку, Рамирес ее пожал и сразу подумал, что надо было поцеловать. У русских почему-то не принято рукопожатие между мужчиной и женщиной.
— Вам что-нибудь заказать? — спросил Рамирес.
— Да, что-нибудь поубойнее. У вас здесь неограниченный кредит?
— Не знаю, я много не пью. Но мне еще никогда не отказывали.
— Тогда закажите мне что-нибудь покрепче. Я уже израсходовала кредит на месяц вперед.
— Не самый хороший способ справиться с горем. Я тоже пробовал пить с горя, потом становится еще хуже, можете мне поверить.
— Да, мне уже говорили. Но останавливаться так не хочется!
— Рано или поздно остановиться придется. Лучше рано, чем поздно, ломка не будет такой мучительной.
— У вас тоже какое-то горе? Хотя постойте, вы говорили… ваш друг погиб, да?
— Нет, я пил не из-за этого. Это очень банально, но от меня ушла любимая женщина. Галя хихикнула.
— Это не смешно, — обиделся Рамирес. — Я ее любил, любил по-настоящему, больше жизни, а она взяла и ушла. А потом я случайно узнал, что она была проституткой, ей был нужен не я, а мой кредит.
— И к кому же она ушла, если не секрет? К самому Багрову?
— К одному терминатору из особого отдела.
— Разве терминаторы сдаются в плен?
— Выходит, что сдаются. Впрочем, это был необычный терминатор, его комиссовали по психике. Он
