— А сокращенно?
— Это и есть сокращенно.
— Ладно, хватит разговоров, поехали. — Принц Аванси-мбонси пришпорил своего крокодила, следом поскакал и Павел на Подающем Надежду.
Крокодилы шли ходко и ровно. Наконец хижины Бандата остались далеко позади, а впереди была хорошая, утоптанная дорога среди ярких, как рекламный проспект, джунглей.
Павел залюбовался красотой пальм, лиан и стаек крохотных колибри и крупных бабочек. Пахло в джунглях словно в парфюмерной лавке.
— Аванси-мбонси!
— Что?
— А разве ваши боги живут на земле?
— Преимущественно да. Но некоторые остались на небе. Живущим на земле удобнее. Те, кто поклоняется им, чаще ходят, чаще жертвы приносят.
— Аванси, а кого у вас приносят в жертву?
— Ты имеешь в виду, не приносят ли у нас в жертву людей или животных? Нет, эта практика давно забыта. Да и боги особо ею не были довольны. Что за радость — вдыхать запах горелой плоти? Нашим богам мы приносим в жертву цветы, фрукты и конечно же жабью настойку. Поэтому наши боги всегда бодры и веселы. Не знаю вот только, что с Ндунги приключилось. Такой общительный бог, и на тебе.
Джунгли внезапно закончились небольшой поляной. На поляне стояла мощная хижина, рядом с ней к пальмам был прикручен здоровенный гамак.
— Я смотрю, у вас все в гамаках, — сказал Павел.
— А удобно, — пожал плечами Аванси-мбонси. К тому же моим тремстам сорока братьям надо же чем-то заниматься, вот они и плетут гамаки и ковры, и даже на экспорт. Ну все, давай спешиваться.
Они спешились, оставив крокодилов мирно беседовать о чем-то в тенечке.
— Слушай, Аванси, а я ведь даже не знаю, как надо выражать почтение богу. Кланяться там, молиться.
— Да ничего страшного. Подойдешь, сделаешь поклончик и скажешь: 'Славься, великий боже Ндунги!' Ему этого достаточно.
Они подошли к хижине и постучали в распорку:
— О великий боже Ндунги, к тебе пришли верные твои рабы и поклонники!
— Проваливайте! — пробасил кто-то мрачный из хижины. — Я нынче не расположен.
— Дело принимает серьезный оборот, — хмыкнул принц Аванси-мбонси. — Чтоб Ндунги не принял гостей? На моей памяти никогда такого не было. Боже Ндунги!
— Ну чего?!
— Это я, принц Аванси-мбонси, пришел вместе со своим другом спросить, почему ты отказываешься быть на пиру, который состоится сегодня.
— Такая у меня блажь. Проваливайте, я сказал.
— Нет, теперь мы точно не уйдем. Мы встанем на колени возле хижины и будем петь тебе, Ндунги, хвалебные гимны, пока тебя не стошнит.
— Какие же вы, черти, упрямые! Ладно, заходите, а я поведаю вам о своей печали.
Они вошли в хижину. Внутри вся она была увешана коврами, видимо, тоже постарались триста сорок братьев. Но даже не в этом дело. Павел вытаращился во все глаза, когда увидел перед собой печального розового слона.
— Это и есть бог Ндунги?
— А ты кого хотел, пришелец? Богиню Ар? Хоть бы поприветствовал, что ли.
— О, простите. — Павел поклонился и сказал: — Славься, великий бог Ндунги!
— Так что же произошло? — спросил у бога принц Аванси-мбонси.
— Посмотри на меня, принц!
— Смотрю, — сказал принц, и Павел тоже посмотрел. — Отличный розовый слон, как всегда. Хобот и уши на месте. Глаза только какие-то печальные. Неизвестно отчего.
— Ты мне льстишь, все вы бессовестные льстецы!
— Да что случилось-то?
— Я располнел!
— Ну да, — сказал принц. — Есть немного. Почти и незаметно совсем.
— Если бы незаметно! Я не смог влезть в свою праздничную юбку. Ни в одну. А как я без юбки покажусь на празднике. Да меня Махуанлоло засмеет.
— Махуанлоло — это кто? — шепотом спросил Павел.
— Богиня, и она очень нравится Ндунги, — тоже шепотом ответил Аванси-мбонси. — Он все предлагает ей пожениться, да что-то им мешает. Так что мнение Махуанлоло очень важно для Ндунги.
Розовый слон тем временем застонал:
— О горе мне, о горе!
— Нет никакого горя, — сказал принц Аванси-мбонси. — Я немедленно сотку тебе новую юбку, Ндунги. И она будет такой красивой, что Махуанлоло не станет капризничать и, возможно, скажет 'да'.
— Точно? — приоткрыв один слезящийся глаз, спросил Ндунги.
— Точно. Дай-ка я тебя измерю. Так, и вот так, и вот так… Не такой уж ты и полный. Всего-то семьдесят четвертый размер. Ладненько. Я прямо сейчас и начну ткать.
Но вам лучше удалиться из хижины, чтобы не мешаться у меня под лапами.
— Конечно, конечно, — обрадованно воскликнул бог Ндунги. — Ты старайся, а мы пока по окрестностям погуляем. Хочешь, заглянем в мой храм? — небрежно поинтересовался Ндунги у Павла. — Там симпатично.
— Заглянем.
Сказано — сделано. Ндунги повел Павла через джунгли и примерно четверть часа спустя вывел его на другую полянку, по обширнее первой. Но хижина здесь стояла точно такая же, и даже гамак висел, прикрученный к стволам двух златолиственных пальм.
— Так ведь, — сказал Павел, — эта хижина от той ну ни капельки не отличается.
— В том весь и смысл! Я бог демократичный, мне обширные покои не нужны, мне главное — удобства. Внутрь зайдешь?
— А что там, внутри?
— Жабья настоечка, просто закачаешься.
— Нет, я не буду, а то еще пир впереди.
— Это ты прав, конечно, ну а я хлебну немного. А то у меня стресс из-за юбки. Надо снять.
— Юбку?
— Стресс, — хихикнул Ндунги и скрылся внутри своего святилища.
А Павел стоял и разглядывал окружающие его красоты. Все здесь было великолепно, слов нет, только чужая это для него была земля. Он вспомнил про свой любимый Щедрый, вспомнил про родителей и затосковал. Даже плакать захотелось. Но Павел загнал слезы поглубже и решил тренировать волю. Он встал на одну ногу и сказал себе: 'Пять минут так простою'. Глупость, конечно, но Павел понимал, что слишком уж он размягчился в ласковом племени вибути. Настоечка жабья, понимаешь, слоны розовые…
— Смертный, а смертный! — окликнул его нежный голосок. — Ты зачем на одной ноге стоишь?
Павел резко повернулся, а когда стоишь на одной ноге, поворачиваться неудобно, поэтому он упал. И увидел, как по ступенечкам, сотканным из облаков и цветов, к нему спускается прелестная юная женщина в легких развевающихся одеждах.
— Ой, — сказал Павел. — Мерещится.
— Нет, я тебе не мерещусь, — засмеялась красавица и сошла на землю. Ее дивные ножки были обуты в туфельки из лепестков. — Я богиня любви и красоты, и имя мне Манюнюэль. А как тебя зовут, смертный?
— Павел.
— Вижу, ты нездешний. Белый как мел. Таких любовников у меня еще не было. Ты хочешь побыть
