ничего подобного себе не позволял.
– Ну... – Ее улыбка стала обольстительной. Одна пуговица расстегнулась. Еще одна. – Не будем столь категоричными. Вы же не оказываете на меня давления. Считайте, что я делаю это сама – ради вашего спокойствия.
Севастьянов кивнул:
– Это меняет дело. В таком случае продолжайте. Я только позову капитана... Плиева вспыхнула:
– Зачем?
– Не думаете же вы, что я сам буду перетряхивать ваши... вещи. – Он поморщился.
– Хорошо. – Она резко одернула полы жакета и застегнулась. – Это глупо. Я знаю. Мне очень жаль, что наши отношения вдруг так резко...
– Они останутся по-прежнему деловыми, – успокоил ее Севастьянов.
– Вы должны доверять мне, генерал. Я ваш союзник.
– Разумеется. – Ему вдруг подумалось, сколько из тех пятерых, которые знали, куда командир полковой разведки Александр Николаевич Севастьянов поведет свою группу, говорили то же самое. «Наверняка все».
– У меня и в мыслях не было вас провоцировать. Если мое начальство узнает о нашем разговоре, то... – Она цыкнула.
Севастьянов давно заметил, что у кавказцев это цыканье всегда носит какой-то смысловой оттенок.
– Вы поставили меня в сложное положение, Залина Александровна. Я буду обязан доложить о попытке оказать на меня давление, хотя и ненавижу кляузничать. Если ваши слова – не более чем проверка на лояльность, санкционированная свыше, вам ничего не грозит. Если же вы доверились мне и хотели высказать свои соображения, которые считаете нужным скрывать от начальства... – Он не договорил. И так все было понятно.
– Я вижу, что не могу просить вас об этом, – сокрушенно вздохнула Плиева. – И все-таки попробуйте мне поверить. Я не играю. Я действительно думаю, что может сложиться ситуация, когда приказ...
– Довольно об этом, – перебил Севастьянов. – Я выполню любой приказ. И вы это знаете. Считайте, что проверка дала положительные результаты. А сейчас – если ваши предположения верны... а я почему-то думаю, что они верны и поле скоро исчезнет... мне бы хотелось оказаться ближе к месту событий. Войти в ЗОНУ первым. Вы поедете со мной?
Утвердительный кивок. Генерал продолжал:
– Обещаю, что этот досадный эпизод никак не повлияет на наши служебные отношения. Я буду по-прежнему прислушиваться к вашим советам: настолько, насколько сочту их разумными. Но в скобках замечу: мне противно, когда меня контролируют, как неуравновешенного мальчика. Ну ладно. Оставим разбор полетов на потом. Сейчас мне трудно сориентироваться с ходу, искренни вы со мной или нет. Поэтому будем считать, что этого разговора просто не было. Согласны?
Еще один кивок.
– А теперь вернемся немножко назад. К тому месту, когда вы сказали, что нам надо вести себя естественно. Вы считаете, что ОНИ чего-то от нас ожидают? То есть, поступая правильно (исходя из наших соображений о правильности и целесообразности), мы тем самым сыграем им на руку?
– Боюсь, что это может оказаться именно так.
– Стало быть, в какой-то момент мы должны поступить неправильно? Но в какой?
– Теперь это не имеет значения, – с напускным равнодушием сказала Залина.
«О-о-о, эта тонкая хитрость восточных женщин! Поди разбери, чего она добивается на самом деле!» Теперь Севастьянов и сам не знал, чего хочет Плиева. Играет она по-честному или нет? А может, и вовсе не играет? «Но чего-то она от меня добивается, это точно!»
– Ведь вы, генерал, будете исполнять любой приказ. И не забывайте, что я тоже – человек подневольный.
«Может, в этом весь смысл? Она чего-то хочет, но боится ослушаться. Значит, она собирается сделать что-то моими руками? И в то же время – теперь уже не знает, можно ли мне доверять? Головоломка! Только этого мне сейчас не хватало – сидеть и думать, что она прячет в рукаве! А! Ерунда! Будем действовать по плану. Пока вроде бы все ясно».
– Некрасов! – крикнул Севастьянов, и в следующую секунду капитан материализовался на пороге. – Собирай своих людей, мы едем к сгоревшему бензовозу. Поговори со связистами, нам нужен какой-нибудь прибор, регистрирующий электромагнитное излучение. Выдвигаемся через пятнадцать... Отставить! Десять минут.
Рука капитана снова загадочным образом преодолела пространство, по шву – у козырька – опять по шву, он развернулся и исчез за дверью.
– Вы зачем-то все усложнили, Залина Александровна, – укоризненно сказал генерал. – Я не понимаю, зачем вам это было нужно.
В ответ – легкая улыбка. Казалось, она говорила: «Значит, зачем-то нужно. Но зачем? Позвольте мне промолчать».
Двенадцать часов сорок пять минут. Шоссе Таруса – Калуга. Деревня Черкасова.
К сожалению, это случилось раньше, чем предполагал Джордж. Гораздо раньше. Может, виной тому поездки по лесу на второй передаче, может – долгое тарахтение на холостых оборотах, может – и то и другое вместе... Это уже было не важно.
Как только что-нибудь случается, причина автоматически отходит на второй план, приходится разбираться со следствием.
К счастью, до ближайшей деревни было уже недалеко, Джордж видел дома, мелькающие между деревьями.
Местность здесь очень напоминала пейзаж в Гурьеве: подъем – спуск, подъем – спуск. Поля по обе стороны дороги и редкие перелески, сменявшиеся густыми нехожеными лесами, которые, впрочем, тянулись совсем недолго, снова уступая место широким полям.
Они летели в ритме вальса: «Раз, два, три, четыре... Раз, два, три, четыре...», подставив ветру немножко побитые («Это я ее ударил... О боже, что за сволочь!»), но – счастливые и улыбающиеся лица.
Двигатель ровно стрекотал на четыре такта, как самый лучший в мире учитель танцев, серый в мелких трещинах асфальт послушно стелился под колесо, и вдруг... Все стихло.
Джордж успел выжать сцепление и выключить передачу, чтобы как можно дольше катиться по инерции, тогда, может быть, им удастся преодолеть последнюю горку, а там, на горке – и деревня.
Он сощурился, разглядывая знак вдали – «Черкасове».
Сейчас дорога шла под уклон, и, наверное, можно было попытаться включить сцепление, глядишь, двигатель, раскрученный колесом, заработал бы, зачихал, вытянул из бака остатки бензина... Но, с другой стороны, это неминуемо замедлило бы мотоцикл, и тогда инерции движения на подъем точно бы, не хватило. А толкать в горку «Урал»... В общем, ради интереса можно попробовать, но вряд ли кто-нибудь осмелится повторить эту попытку. Джордж однажды уже пробовал. Ничего хорошего, кроме паховой грыжи, это не сулило.
Он похолодел. Немой мотоцикл стремительно несся под уклон, и Джордж контролировал его телом: «Нельзя прикасаться к тормозам. Ни в коем случае»
