— Володик, — позвала она мужа. — Ты что делаешь?
— Нарезаю розы к нам в спальню. Хочу осыпать тебя розовыми лепестками.
— Ага, их потом пылесосом убирать замаешься. Лучше просто поставим розы в вазу.
— Ты напрочь лишена романтики.
— Зато не лишена здравомыслия. Ой!
— Что?
— Я хочу тебя поцеловать. И немедленно!
— Пожалуйста.
Они долго целовались и ласкали друг друга. Наконец Владимир с сожалением оторвался от жены и сказал:
— Если мы хотим ехать к Верейскому, то надо сделать это сейчас. Или я утащу тебя в спальню.
— Нет, нет, едем. Спальня остается на ночь.
И они поехали к Верейскому.
У профессора, как всегда, собрался оккультный бомонд. Пили шампанское, рассуждали о непознанном, о битвах экстрасенсов, о шаманизме и знахарстве. Лиза и Влад после приветствия скромно притулились в уголочке. Но долго скромничать им не дали. Появился сам Илья Николаевич.
— Лиза, Владимир, здравствуйте! Рад вас видеть. Лиза, надеюсь, что вы, как всегда, будете замечательной ассистенткой на сеансе. Глеб уже все готовит. Сегодня знаменательный день! Ровно десять лет назад я начал заниматься спиритуализмом и достиг некоторых результатов! Но идемте, идемте в зал для сеансов, друзья!
Все загомонили и прошли в зал для сеансов. С той поры как его покрывала сажа, зал преобразился. Он был отделан панелями из вишневого дерева и оклеен светлыми виниловыми обоями. Новая ширма для медиума уже была раздвинута, стулья расставлены.
Народ потихоньку расселся, и тут вошел Глеб. Он поздоровался и занял свое место медиума, старательно игнорируя взгляд Лизы. Лиза же, держа в руках сосуд для сбора эктоплазмы, по-прежнему в душе жалела бедного влюбленного в нее мальчика.
— Начнем сеанс, — хлопнул в ладоши Верейский.
Свет погас. Но вот постепенно из сумерек начали образовываться маленькие сгустки света. Они кружились над сидящими в зале и разгоняли темноту.
— Это духи умерших, — объяснил гостям Верейский. — Они хотят вступить с нами в контакт. Глеб, готов ли ты?
— Готов.
— Сегодня дух умершего будет говорить через тебя посредством гортани и языка, а не вспышками.
— Понимаю.
— Дух жаждущий, войди!
Глеб побледнел и закрыл глаза. На его макушку опустилось светящееся облачко и словно накрыло тело юноши тонкой сверкающей пленкой.
— Я готов говорить, — мелодичным голосом сказал Глеб.
Голос был не его.
— Скажи нам, дух, какое имя ты носил или носила при жизни?
— Павсикакий, — ответил Глеб.
— Кем ты был при жизни?
— Церковным певчим.
— При каком храме?
— При храме великомученика Димитрия Солунского.
— Скажи нам, Павсикакий, после смерти куда отправилась твоя душа, в рай или в ад?
— Ох, грешен я, грешен! Моя душенька ни в рай, ни в ад не попала, так и осталась на мытарствах, на мытарстве сребролюбия. А все потому, что я десять рублей пожертвований от церковного сбора утаил. Лежат они в кошеле за окладом иконы Казанской Божьей Матери. Пусть кто-нибудь вынет их да на храм пожертвует, иначе так и останется моя душа мучима бесами сребролюбия!
— Хорошо, мы выполним твою просьбу. Можешь ли ты проявиться?
— А это-то… Могу…
И в темноте комнаты начало белеть очертание мужского тела. Оно все более и более становилось материальным.
— Лиза, возьмите образец эктоплазмы, Глебу все труднее держать канал!
Лиза подошла к призраку и раскрыла сосуд. Часть эктоплазмы просто перелилась в него как молоко. Лиза поскорее захлопнула крышку и завинтила ее.
— Все, не могу, — сказал Глеб своим обычным голосом. Дух покинул его.
Зажегся свет. Присутствующие зааплодировали.
— Как все реалистично! — восхищались одни. — Трудно не поверить, что это не призрак.
— Это и есть призрак, — горячились другие. — Настоящий призрак! Здесь нет никакого шарлатанства!
— Спасибо вам, милая Лиза, — сказал Илья Николаевич Верейский, беря из ее рук сосуд с эктоплазмой. — Кажется, на сей раз эктоплазма будет первосортная, и я смогу с ней поработать до того, как она рассеется.
…И как-то так вышло, что Владимир увлекся разговором с Верейским, а Лиза отошла на пару-тройку метров и села на стульчик. Ей было скучно, но одно она решила для себя: обязательно пойдет в церковь Димитрия Солунского и поговорит с настоятелем насчет заначки бедного Павсикакия.
И тут к ней подошел Глеб.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила Лиза.
— Впервые вижу тебя без твоего мужа-прилипалы. Или он отирается где-нибудь поблизости?
— Поблизости. И благодари Бога, что он тебя не слышит.
— Благодарю. — Глеб молитвенно свел ладони и закатил глаза. — Можно с тобой поговорить?
— Конечно.
— Господи, какая ты милосердная, меня аж тошнит.
— Тошнись в другом месте. Так о чем ты хотел говорить?
— Вообще… Например, как тебе семейная жизнь?
— Прекрасно. Влад — муж, о котором можно лишь мечтать.
— Да? О, как все запущено! А я?
— Ты? А что ты?
— А ты не помнишь?
— Что я должна помнить?
— Свои мысли! Свое обещание! Процитировать? «Если на эту поляну выйдет мужчина, я выйду за него замуж!» Помнишь?
— О господи, Глеб! Во-первых, это было несерьезно, а во-вторых, так давно!
— Всего-то пару месяцев назад. Лиза…
— Ну что?
— Я прочел твои мысли, когда проходил мимо поляны, когда спасался от панков. Я бы мог бежать куда-нибудь еще, но твои мысли меня остановили. Они были как вопль в пустыне!
— Глеб, это и был вопль. Я… я очень страдала. Но потом нашелся Влад…
— И ты, конечно, забыла про меня.
— Глеб, но ведь ты меня намного моложе. Как я могла думать о тебе как о потенциальном… ну, муже!
— А чем я хуже Влада? Тем, что пока не зарабатываю, как он?
— Дело не в деньгах. Просто Влад, он… Он ворвался в мою жизнь как будто по заказу. Как будто его кто-то послал и сказал: «Полюби именно эту девушку!»
— Любовник-супермен.
