Я встретился взглядом с изображением белокурой женщины с гобелена напротив, Женщина смотрела внимательно и изучающе, полуобернувшись к зрителю. На гобелене было выткано множество других людей — судя по одежде, горожан, — но только женщина казалась живой и отчетливой, несмотря на ветхость ткани и потускневшие нити… Стояла среди безликой толпы, на краешке стилизованной городской площади и смотрела неотрывно, с любопытством и ожиданием. Единственная живая среди теней.
«Городской этюд. Первая половина периода Восходящих. Коллективная работа выпускников Станской художественной мастерской» — сообщала аккуратная табличка возле гобелена.
Если не ошибаюсь, Станскую Академию стерли благодарные граждане как раз где-то в этот период и сейчас на ее месте размещается городская караульная служба. А среди выпускников Академии значился знаменитый Ян Вострокрыл. Тот самый, что умел рисовать
— А это кто? — спросил звонко голосок позади меня.
— Данек, вот ты где! — послышался в ответ встревоженный женский голос. — Ты что здесь делаешь? Почему ты не со всеми? Вечно тебя приходится разыскивать! Разве тебе неинтересно слушать, как рассказывают?
— Я хотел посмотреть, что здесь нарисовано…
— Потом посмотришь, пойдем! А то все пропустишь.
Я оглянулся, наблюдая за сценой короткой схватки — упрямый малыш упирался и не желал идти за сердитой воспитательницей, пока ему не расскажут, что нарисовано на загадочной картинке. Судя по привычности уловок той и другой противоборствующих сторон для сохранения исходных позиций — подобные сражения были дежурными.
— Ну, хорошо… — сдалась женщина. — Что ты тут хотел увидеть?
— Кто это? — с готовностью прекращая борьбу и мигом согнав с физиономии плаксивое выражение, осведомился пацан, указывая пальцем на темную от времени гравюру — некий здоровенный монстр, смахивающий на зубастую, длинношеею ящерицу с устрашающим гребнем вдоль спины, распластав перепончатые крылья, парил над какими-то смутно очерченными поселениями.
— Это дракон, — прочитала воспитательница надпись под гравюрой.
— Неправда, — искренне возмутился ребенок. — Дракон не такой.
— Тут сказано, что это дракон, — с некоторым сомнением повторила женщина. — Это очень-очень древнее изображение. Так люди из доисторической эпохи представляли себе драконов.
— А почему они их такими представляли? Они таких видели?
— Нет, конечно. Таких чудовищ не бывает. Он, наверное, придумали его… — неуверенно пояснила воспитательница.
— А почему придумали? Он такой страшный. Древние люди боялись драконов?
— Наверное. Не знаю.
— Они что, не могли рассмотреть настоящих драконов?
— Никто не может рассматривать настоящих драконов… То есть почти никто.
— Я видел, — вдруг возразил мальчик. — Дракон другой!
— Неправда, Данек. Ты не можешь знать, как выглядит дракон. Пойдем к остальным…
Последняя реплика женщины неожиданно разбудила во мне глухое, немотивированное пока раздражение. Раздражение поднималось вверх, будто муть со дна — невесомо, но мерзко и тянет гнильцой.
— Но я же видел! — настаивал мальчик, обиженно округляя глаза и всплескивая руками. — Видел! У меня есть дракон! Мой дракон совсем не такой, как здесь нарисован.
— Ты опять? Как тебе не стыдно! Нет у тебя никакого дракона!
— Есть! — упрямо повторил малыш, отступая на шаг в сторону от пытавшейся ухватить его за руку женщины. — Есть, есть, есть!.. Он красивый!
— Данек, прекрати! — рассердилась воспитательница. — Мы же договорились. Ты мне обещал, и маме своей обещал, и ребятам обещал, что больше не станешь говорить ничего подобного…
Ребенок насупился. В глазах блестели слезы и стало заметно, что пацан с явным усилием сдерживается, чтобы не разреветься. Его растерянный взгляд обежал вокруг, в поисках помощи, зацепился за меня…
— А что плохого в том, что ребенок видит драконов? — негромко спросил я.
— Что? — женщина развернулась, впервые замечая присутствие свидетелей и машинально пытаясь вернуть в прическу выбившуюся прядь.
— Вы что-то имеете против драконов? — продолжил я, ощущая, как нечто неприятное, разозленное ворочается внутри, отравляя каждое сказанное слово двусмысленностью.
Воспитательница непонимающе сморгнула, рассматривая меня. Круглое, еще молодое лицо на несколько мгновений стало глуповатым, пока она пыталась провести логические связи между поглотившей ее возней с ребенком и невесть откуда взявшейся антипатией к драконам… Попытка оказалась явно безрезультатной.
— Против драконов? — переспросила она в замешательстве. — Нет, нет…
— Тогда почему вы не позволяете мальчику рассказать о драконе? Тем более о своем драконе?
На ее скулах проступил нервный, пятнистый румянец. В первое мгновение я решил было, что женщину внезапно накрыло раскаянием, но потом понял, что она просто заметила значок на моей крутке. И снова ошибся, предположив, какая за этим последует реакция. Ни оживления, ни тревоги не появилось в ее глазах — женщина просто устало вздохнула, положив ладонь на плечо притихшего малыша.
— Понимаете… — негромко произнесла она. — Данек у нас особенный. Он все время рассказывает много вся кого. О том, что его папа — Капитан-Лесоход. О том, что у них дома живет большая шакша. О том, что на выходных они ездили на мышиное пастбище… А вчера он рассказал ребятам, что у него есть настоящий конь, который пасется в его комнате. А позавчера, что у него есть собственный велосипед. И что мама ему купила верхохода…
— Купила, — серьезно подтвердил Данек, таращась на меня снизу вверх. — Только он убежал уже.
— Но он же сказал, что дракон выглядит не так, как на рисунке… — несколько озадаченно произнес я.
— Дань, — обратилась воспитательница к мальчику, — расскажешь, как выглядит верхоход, который от тебя убежал?
— Он такой большой и немножко зеленый, — авторитетно отозвался мальчик, для достоверности показывая руками, как велик был верхоход. — А еще у него длинные лапы, чтобы до верха доставать и на крыши забираться. А в темноте у него глаза горели, как… как солнце!.. Он капусту очень любил, — простодушно присовокупило дитя.
— Вы бы видели, какого красивого верхохода он нарисовал! — сообщила, улыбаясь, воспитательница и велела: — Беги к остальным!
На этот раз мальчик не возразил, помчавшись вприпрыжку к голосам в соседнем зале.
— Понимаете? — тихо спросила женщина, глядя ему вслед. — Ребятам про верхоходов рассказывали накануне на занятиях, но картинки не показали… Данек хороший мальчик, только постоянно сочиняет. Особенно с тех пор, как его отец ушел из семьи. Данек все время что-то придумывает… Он фантазер, но меры совсем не знает.
— Ну… Разве это плохо? — слегка смущенно сказал я.
— С ним никто не хочет дружить, — пояснила воспитательница грустно. — Раньше, когда дети были помладше, ему все верили и Данек был постоянно в центре внимания, а теперь они понимают, что он просто сочиняет… И с ним никто не играет, его дразнят все время… Дети иногда бывают очень жестоки. И взрослые тоже. Особенно к тем, кто обманул их ожидания.
Она взглянула мне прямо в глаза. И мне вдруг подумалось, что вовсе у нее не такое уж простоватое лицо, а совсем даже напротив — мягкое и миловидное, только слегка утомленное и обеспокоенное. И что она едва ли на год-два старше меня самого…
Извинительно улыбнувшись, женщина устремилась вслед за своим воспитанником.
Я задумчиво потоптался, бесцельно рассматривая стенды. Скопившееся в душе раздражение развеялось бесследно, И если кому и настала очередь испытывать неловкость — так это мне самому.
