малышкой, ни за что бы не поверил, что врач из тебя выйдет отменный…
— Да уж, — польщенно хмыкнул Мило. — Вы просто так говорите, господин Марим, чтобы я замолчал… Всем известно, лучшего доктора, чем вы нигде больше не сыскать…
Мило показалось, что его последние слова отчего-то расстроили доктора Марима. И прежде ему не раз доводилось видеть, как мрачнеет доктор, когда кто-то начинает нахваливать его искусство. Мило не мог понять причину его огорчения. Люди искренне хвалили врача, и за дело, потому что Марку Марим и впрямь был отличным лекарем. Вот только сам он, когда выпивал лишнего, угрюмо бурчал сквозь зубы: «Тоже мне искусник! Ремесленник заурядный…» Это особенно сбивало с толку его ученика Мило — ну и что, что ремесленник? Что в этом зазорного? Главное — справно выполнять свою работу!..
— Мило, — позвал ученика Марим, — давай-ка, друг мой болтливый, свернем прямо здесь и пойдем через лес. Иначе точно вымокнем до нитки.
— Ну, вы выдумали! — возмутился Мило, возвращаясь к привычному для себя тону. — В лес, да в такую темень! Лошадям ноги переломаем!
— Ой, не лошади тебя беспокоят, хитрец, — доктор засмеялся. — Всем известно, как ты трусоват. Боишься ты лесовиков…
— Чепуху вы говорите, господин доктор, — обиженно ответил Мило. — Чего мне лесовиков-то боятся? Ничего я не боюсь.
— Тогда сворачивай. Ничего с лошадями не случится. Там впереди есть старая дорога. По ней и поедем. Она нас выведет почти к самому дому…
— Как скажете… — Мило нехотя стал поворачивать своего коня.
Всем хорош доктор Марим, но уж если что втемяшится ему в голову, то спорить бесполезно. Кроме того, Мило сам виноват. Нечего было брюзжать на дождь. Может быть, и обошлось бы… Мило даже самому себе не хотел признаваться, что до смерти боится ночного леса. Не то, чтобы он верил в лесовиков, но… На караван его родителей разбойники напали в похожем лесу. И с тон поры Мило не мог забыть, как он бродил в темноте, среди трупов родни, как бежал потом через черный, зловещий лес, пока не выскочил к селению на окраине леса. Там как раз был доктор Марим, навещавший больного, он и подобрал мальчика, привел его в свою семью, сделал своим учеником.
Дорога и верно была, но заросла до такой степени, что отныне претендовать могла разве что на звание тропы. Молодая древесная поросль подступала к ней вплотную, и пришлось сбавить шаг, чтобы лошади не спотыкались о спрятанные в зарослях колдобины. Ближайшие деревья норовили зацепить всадников когтистыми растопыренными лапами, и вскоре доктор Марим и Мило были вынуждены спешиться.
— Что ж, — проговорил доктор. — Должен признать, ты был, как всегда прав. Ночью по лесу ездить верхом неразумно…
— Вот-вот, — сказал Мило, но этим и ограничился. В лесу его врожденную словоохотливость как рукой сняло. Он даже не смел смотреть себе под ноги, озираясь вокруг с напряженным вниманием. Но не различал ничего, кроме темноты.
И внезапно раздавшийся резкий звук заставил Мило подскочить едва ли не к вершинам деревьев. Напуганная его движением лошадь шарахнулась и вломилась в ближайший куст с хрустом и треском. Рядом доктор, сердито ругаясь, успокаивал своего обеспокоенного скакуна.
— Что с тобой, Мило! — выдохнул он, наконец. — Это всего лишь какая-то птица!
— Нет уж, господин доктор, — сипло ответил Мило, поглаживая морду встревоженного коня. — Это точно была не птица! Я слышал! Это было что-то другое, не звериное и не человеческое…
— Ну, конечно… — отмахнулся доктор. — Что может быть… — Конец фразы оборвал тот же звук, и изумленный доктор воскликнул: — Это же ребенок! Мило, там в лесу плачет ребенок. Очень маленький…
— Где ж ему еще кричать, как не в лесу, — пробурчал нервозно Мило. — Самый ребенок и есть… Дитя леса…
— Мило, прошу тебя… — простонал доктор. — Пойдем, посмотрим, что там за лесное дитя. А если боишься, останься и присмотри за лошадьми…
И не дожидаясь ответа, доктор решительно углубился в чащу, на звук невнятных всхлипываний, которыми сменились вопли младенца. Мило потерянно потоптался на месте. Идти за доктором ему страшно не хотелось, но и бросать его одного, когда доктор прямо-таки спешит навстречу неприятностям, было нельзя. Поэтому наскоро примотав поводья лошадей к дереву, Мило собрал в кучу все свое мужество и вонзился в переплетение веток.
Поплутав немного с замирающим от ужаса сердцем, Мило, наконец, нашел доктора, целого и невредимого, склонившегося над светлым свертком на пне. Но смотрел он почему-то не на сверток, а куда- то в сторону и вверх. Среди деревьев здесь был просвет, и в первый момент Мило показалось, что доктор разглядывает небо, прикидывая, а не свалился ли сверток оттуда. Но присмотревшись внимательнее, Мило обнаружил, что доктор изучает что-то более близкое, и лицо его, различимое при сумрачном свете небес странно задумчиво и серьезно.
— Что тут? — шепотом спросил Мило, приблизившись.
Доктор встрепенулся, оборачиваясь, и улыбнулся:
— Ребенок. Почти грудной. Замерз бедняжка…
— Просто ребенок?
Доктор странно посмотрел на него, и глаза его блеснули различимо даже в темноте ночного леса.
— Надо взять его с собой, — произнес он. — Скоро пойдет дождь, и малыш погибнет, промокнув… Проклятье, он погибнет в любом случае, если мы оставим его…
Вот тут душа Мило протестующе взвыла, забыв обо всех страхах и почтении:
— Вы с ума сошли, господин доктор! Да что у вас за мания такая, всех подбирать! А если это не человеческий ребенок! А если это…
— Мило, — негромко сказал доктор таким тоном, что Мило моментально умолк. — Что ты себе позволяешь?.. — Доктор поднял шевелящийся сверток с пня и, не глядя больше на своего ученика, угрюмо сказал: — Это всего лишь ребенок. Человеческий или нечеловеческий — разберемся после. Но оставить его здесь замерзать от холода и голода я не могу. Если ты можешь — тебе не место в моем доме… — Он широкими шагами, словно забыв о существовании корней, кочек, вымоин присущих темному лесу, двинулся к дороге. Мило побитой собакой поплелся за ним. Гнев учителя занимал его сейчас больше, чем все остальное, но странное чувство не покидало его. Он спиной ощущал, что кто-то смотрит им вслед. Смотрит внимательно, изучающе, грозно. Он наблюдателя веяло мощью и безразличием. Нестерпимо хотелось обернуться, но Мило не смел. В голове его заклинанием билось: «Мы еще пожалеем, что связались с найденышем…»
— Мальчик, — сказала Ниата, жена доктора, распеленав младенца. — Нормальный, здоровый мальчик. Не понимаю, что за мать могла оставить в лесу такого лапочку… Взгляни, какой хорошенький, глазастенький… — Она взяла в руку ладошку ребенка и доложила встревожено: — Замерз… Марку, ну что ты стоишь?'
— Думаю, — ответил доктор неторопливо. — Прикидываю.
— Пока ты будешь прикидывать, крошка заболеет… — рассердилась Ниата. — Мило, а ты что глазами хлопаешь? Нагрей лучше воды… Молоко нашел?
— Угу, — отозвался Мило скорбно.
Вопреки его ожиданиям и опасениям у ребенка не обнаружилось ни рогов, ни хвоста, ни странных родимых пятен. Мальчик, как мальчик. Кожа темнее, чем у северян, но глаза неожиданно светлые, серые. Возраст — меньше года от роду… Однако знобящая жуть не оставляла Мило. Сверлящий спину взгляд исчез, но ощущение близкой силы не проходило.
Доктор поворошил пеленки и задумчиво сказал:
— Ты посмотри, Ниа, пеленки не из дешевых. Родители парня явно не просили подаяние.
— Тем хуже, — откликнулась сердитая Ниата. — Как они могли бросить его?
— Может, и не бросали… Видишь, сверху он завернут в другой платок. Такие обычно носят дорожники. Воз можно, и даже вероятно, что ребенка они украли у родителей, надеясь на выкуп, но что-то
