— 95, 94, 93…
Дойти бы.
Ну вот и последняя ступень. Нащупываю ногой порожек и переступаю через него. Краем глаза улавливаю движение слева. Но я уже снаружи. Отпрыгиваю, делая кувырок в воздухе.
Визг, который раздался за моей спиной, был такой силы, что стекло веером посыпалось, разлетаясь в стороны на мелкие, больно жалящие осколки. Ошарашенно оглядываюсь и вижу невероятное: василиск(!) стоит напротив нежити и пытается парализовать ее взглядом. Лицо каменное, глаза пылают, едва ли не фосфоресцируя, а тем хоть бы хны — прут на него, визжа от голода и протягивая корявые склизкие руки. Василиск дрогнул первым и сделал шаг назад. Убираю волосы от лица и слежу за тем, как охранник с парными короткими клинками прыгнул на одну из тварей. Миг… словно тень промелькнула — картинка чуть смазалась, а в следующую секунду раздался хруст, и тварь рухнула на пол. Остальные твари обернулись и шустро рванули к жертве, и, судя по хлюпающим звукам, присосались к ее телу.
Я стиснула зубы и отвернулась. Надо уходить…
— Кэт, они чего… едят, что ли? — тихо пискнули с плеча, до боли сжав плечо лапками.
Снимаю Пыха с плеча и сую за пазуху. Нечего ребенку такое видеть.
Пых только задрожал сильнее. Он терпеть не мог смерть и боль.
Оборачиваюсь к окну и вижу, как василиск перемахивает через подоконник и несется к воротам замка. Твари продолжают чавкать. И у меня… тоже мало времени. А потому бегу следом, прижимая мыша к груди и старясь не повредить ему крылышки. Кстати, бегу я быстрее графа, А потому, догнав его, я успела показать ему средний палец и посоветовала сдохнуть, после чего гордо унеслась вперед.
Лес. Спасительный лес. Скорее под защитную тень деревьев, скрыться от упырей непросто, но шансов уцелеть на открытом пространстве долины практически нет.
Бегу перебежками, присматривая себе дерево повыше.
— К болоту? — уточнил мышь.
— Нет. Они же вроде как могут летать. Или я снова что-то путаю?
— Если ты об упырях, то да. Если это, конечно, упыри. Вообще-то в нашем мире они другие какие-то. Ладно, неважно. Ты это… главное — беги быстрее, авось пока они василиском завтракать будут. О, а вот и он. Как бежит-то, как бежит! Взмок, глаза вытаращены, руками машет. Знаешь, мне кажется, что он впервые напуган.
— Что так? — Останавливаюсь и пытаюсь сориентироваться, вспоминая расположение сторон света.
Мышь, выглядывая у меня из-под мышки, задумчиво пошевелил ушами.
— А его взгляд впервые вообще никак не сработал. Он-то думал, что неуязвим и суперкрут. Ну если не считать Кэрта и тебя, конечно. А тут… какие-то низшие твари…
— Вот ты где…
Оборачиваюсь и смотрю в черные гнилые глазки нежити, сидящей на ближайшей ветке разлапистого дерева. Как она успела сюда добежать, да еще и забраться на ветку… даже не знаю.
— Ты… Не беги. Помоги мне. — Голос монотонный, неживой, он возникает в голове сам по себе. Телепатия? Но эти твари не тянут на существ высшего порядка.
Мышь повернулся, увидел нашего «гостя» и тихо ойкнул.
— Уходи. Убью. — Вынимаю мечи, просто мечтая, чтобы меня поняли.
— Хочу есть, — упрямо.
— Я тоже. Но меня есть нельзя. Вон его можно. — Тычу пальцем в сторону стоящего неподалеку и наблюдающего за нами василиска.
Тварь даже не повернула голову, чтобы посмотреть.
— Почему? Я хочу съесть тебя. А его уже поймали. Трое.
Оглядываюсь. И впрямь, если приглядеться, еще три серые твари сидят на ветках деревьев, окружив стоящего на земле графа. Он пока заметил только одну из них и пытается гипнотизировать ее взглядом. Тварь не поддается и радостно причмокивает, изучая вспотевшее «меню».
Смотрю в упор на «моего» упыря и пытаюсь донести в ответ всего одну мысль:
— Я ядовитая.
Он замирает и напряженно принюхивается, цепляясь за ствол корявыми пальцами.
— В тебе кровь ведьмы? — тихо, задумчиво.
— Да.
Тварь фыркнула, покосилась на графа и, разочарованно вздохнув, спрыгнула вниз. Я застыла, стараясь даже не дышать. Пых — тоже молча — следил за ней, прячась за полой куртки. Упырь же медленно прошел мимо, направляясь к василиску.
— Надо же… поверил, — пискнули с плеча.
— Тихо.
— Молчу-молчу.
Когда василиск понял, что к нему направляется еще один упырь… радости его не было предела. Он бросил на меня уничтожающий взгляд, который, к слову, не сработал. И вытащил из сумы длинный изогнутый клинок.
— Пошли отсюда, а? — предложил мышь. — Кстати, я слышал, что со смертью наложившего проклятие — оно исчезает. У тебя отличный шанс остаться в живых. Ну а если граф каким-то чудом выживет — потом сам нас догонит.
— Я хочу убедиться.
— В его трагической гибели?
— Да.
— Садистка, — сказал мышь и устроился поудобнее на моих руках.
Глава 18
Помню, однажды я сломала палец. Пых тогда полез грабить дом в одиночку, решив доказать мне, что он уже сильно взрослый. Я едва сумела его найти, когда полезла за ним в ту комнату, — он оказался зажатым в угол огромным и довольно злобным псом. Мышь был весь в крови и сильно дрожал. Я его вытащила. Сумев отбиться от пса и выпрыгнуть из окна. Вот палец и треснул в двух местах и некрасиво выгнулся.
Дома, вымыв и перебинтовав мыша, легла спать, не думая о ране. И не такое бывало, утешала я себя, радуясь теплу мышонка, сопящего у самого уха.
Наутро дотронуться до пальца было невозможно. С трудом забинтовав его, пошла на дело. Лекари в нашем городе большая редкость, и вовсе не потому, что в них не нуждаются, просто город — не самый тихий и не самый милый. Угробил родственника — труп. Друга — труп. Жену — труп. Воскресил врага — страшные пытки и смерть. Так что лекари у нас не задерживались или же превращались в таких монстров, к которым пошел бы разве что ненормальный, при этом драли они за свои услуги огромные деньжищи.
Вечером, вернувшись домой мокрая и грязная, я застала голодного мышонка на столе. Купить поесть я банально забыла, в итоге пришлось идти за едой.
И когда трактирщик сунул мне в руки тяжелую корзинку с едой, при этом случайно задев палец, из глаз хлынули слезы, захотелось завыть. Гангрена… черная смерть. Может, зря я не сделала, как сказал лекарь… а может, и не зря. Ведь первое, что он сказал, увидев мою руку:
— Что ж… все довольно просто, дорогуша. Отрежем палец, дабы остановить заражение. — И выпустил мне в лицо клубок вонючего дыма, обнажив в улыбке черные пеньки зубов.
Домой я вернулась только под утро — с распухшим пальцем, температурой и кровью на щеке. Эскулап выжил, но лечить теперь будет исключительно себя.
В комнате я упала, не сумев добраться до постели. Пых бегал вокруг меня, попискивая и не зная, что делать. Он тогда с трудом говорил… Человеческий язык казался ему чуждым, и вместо того чтобы запоминать новые слова — он пытался научить меня собственной речи…
