Удивленно смотрю в васильковые глаза, чуть краснея от осознания того, что он слышал слова песни. А впрочем, вряд ли он что понял.
— Сколько времени прошло?
— Достаточно.
— Прости.
— Главное, что ты пришла в себя. Завтра днем выйдем к замку, а оттуда недалеко до башни.
— Сколько у меня осталось времени?
— Неделя, не больше. Если ты не коснешься камня, твоя голова отделится от тела.
— Конечно. — Кладу голову на скрещенные руки и задумчиво смотрю на него. — И все же ответь мне на один вопрос: почему я? Ты столько пережил, чтобы заставить выкрасть этот камень именно меня. Почему?
— А тебе не все равно? Нужна обязательно причина?
— Да нет, просто интересно. Кстати, ты ведь не расскажешь, зачем он тебе, этот камень?
— Нет.
— И как я его узнаю?
— Он серый и круглый, похож на обычный булыжник. Или гальку.
— Я поняла. Так ты скажешь, зачем он тебе?
Василиск закрыл глаза, его дыхание выровнялось. Я поняла, что разговор окончен. Пых сопел неподалеку, совершенно измученный за все то время, что я болела. Ну и хорошо. Пусть спит. А утром надо будет закончить это задание и постараться вернуться домой, в свою небольшую комнатку на чердаке. Только сейчас я поняла, что до смерти соскучилась по своей прежней жизни…
Глава 17
Меня подняли еще засветло и нагрузили огромным мешком на лямках, который до этого нес один из наших охранников. И теперь я иду быстрым шагом по лесу, едва переводя дух и мечтая добить того, кто стонет на носилках.
— И как он только умудрился? — поражался мышь, сидя у меня на плече. — Это даже малому ребенку понятно: не трогать то, чего не знаешь! Вот почему он не увернулся от этой веточки? Мог бы пригнуться, в конце-то концов.
— А зачем ты ее отогнул? — огрызнулась я. — Он, в отличие от тебя, не имеет к местной флоре иммунитета.
— Ну знаешь ли, не могу же я видеть в каждой веточке угрозу нашей могучей охране.
— Ты его по лицу этой веткой долбанул — вот ты и тащи тогда эту тяжесть.
— Говорил же: сложи все в суму.
— Не получится! Там на каждой вещичке метка стоит, которая не дает присваивать эти вещи. Может, выкинуть? — задумчиво проговорила я, спотыкаясь об очередной корень дерева.
— Я тебе выкину! Столько добра — и все выкинуть? Только через мой труп!
— Ты даже не знаешь, что внутри.
— Как не знаю? Оружие. Это ж охранник василиска!
— Н-да? А вот мне кажется, что там у него пироги горячо любимой бабушки.
— Кушать хочешь? — заботливо спросил Пых.
Поправляю мешок за плечами и, стиснув зубы, шагаю дальше. И угораздило же этого горе-охранника пойти за мной. В итоге мышь врезал ему по лицу веточкой какого-то очень ядовитого растения, и теперь у охранника из-под кожи прорастают ростки. К счастью, он пока без сознания, но вид этой зеленой поросли на его щеке… зрелище не для слабонервных. И на его месте я бы просыпаться не спешила.
— Не отставать. — Мимо меня прошел василиск, несущий передний край носилок.
Второй же край носилок тащил наш второй охранник, и вид у него был, прямо скажем, не очень веселый.
— Давай догоняй, — почесав ухо, сказал Пых.
Мрачно посмотрев на него, скидываю мешок с плеч и швыряю его в кусты.
— Что-то мне подсказывает, что ему это больше не понадобится.
— Злая ты.
— Какая есть.
За мешком мы таки вернулись. Подняли, отряхнули и продолжили путь, при этом василиск укоризненно на меня посмотрел и попросил больше так не делать. Я всем своим видом продемонстрировала, что мне его взгляды и мнение до лампады, но пошла быстрее. Во многом потому, что охранник наконец проснулся и тихо застонал, а после и вовсе завопил в полный голос, обнаружив необычную растительность у себя на лице.
Так мы шли полчаса, потом я не выдержала его воплей и огрела мужика по голове так, что тот снова вырубился. На его друга было страшно смотреть: серый, с искусанными в кровь губами, он смотрел на больного стеклянными глазами. Василиск целеустремленно шел вперед, не обращая внимания на происходящее — то ли ему и впрямь было все равно, то ли он снова надел маску.
— Спасибо, — пискнул мышь, залезая ко мне в капюшон. — Хотя, боюсь, мне теперь еще долго кошмары сниться будут. Ты его глаза видела?
— Видела. И если бы у меня было лекарство — дала бы. А так… проще прибить, чтоб не мучился.
— Он тебе не даст.
Я покосилась на охранника и стиснула зубы. Этот точно не даст. Будет верить до последнего и смотреть, как парень умирает в страшных муках. Говорят, среди таких, как они, дружба — редкость. И тем она ценнее и всегда на всю жизнь. Прямо как любовь.
В полдень мы остановились на привал. Василиск достал из кармана карту и сверил направление нашего движения по компасу: небольшому колечку с алым камнем, которое указывало путь. Из него вырывался небольшой пучок света, направленный всегда в одну и ту же сторону.
— Ну как? Есть шансы добраться до темноты?
— Есть. Разведи костер и собери ягод — вон те, синие, съедобные.
Это он мне? Ну-ну. У меня еда еще не закончилась — сума полна, так что будем считать, что он проинструктировал воздух. Хотя…
Мышь уже залез в суму так, что снаружи торчали только задние лапки, и принюхивался, ковыряясь внутри.
— Пых! — Вытаскиваю его за крыло и сажаю к себе на плечо. — Ты ж антимагический. А если случайно снимешь чары?
— Да ладно. Я почти научился контролировать свои силы, так что не переживай. Что есть-то будем?
С носилок снова раздался стон. Поворачиваю голову и встаю.
— Ты там только не переусердствуй, ладно? — сказал Пых, снова с головой залезая в суму. — Не забывай, что бьешь ты сильно, и вполне можешь проломить страдальцу череп.
Киваю и, рывком подняв суму, иду к носилкам. Пых, не удержавшись, упал на землю и обиженно смотрит на меня.
— Сказала же — не лазь!
— Жадина.
Парня я успокоила. Череп не проломила, костер развела. Пых отказался есть холодное, потребовал горячих колбасок. Не жалко — пожарила. Василиск ушел куда-то в лес — то ли общаться с высшим разумом, то ли просто искал уединенное место, дабы последовать зову природы. Был соблазн пойти за ним и все разведать, но было банально лень. Ноги гудели, солнце пекло нещадно, да и впереди еще полдня пути. Так что никаких лишних телодвижений!
— Ты знаешь, как ему помочь? — Рядом со мной сел охранник и внимательно на меня посмотрел.
