Митрофанихи! Я, значит, сидю, ну, лежу, тут эта красная опускается, а из нее, что твои тараканы, — они, зеленые!
— Змеи! — увесисто буркнул Иваныч. — Раз зеленые, то змеи.
— Тьфу на тебя! Я ж в тот вечер и не брал-то, почитай, ни капельки.
— Я скорее в НЛО поверю, — сосредоточенно глядя куда-то в пространство между дедом и собачонкой, процедил тракторист. — Иваныч… еще!
— В самом деле, Фома Лукич, ты уж это, леща-то урежь.
— Ну была, была капелюсечка, — скороговоркой признался дед. — Так ведь я с полбутылки да в новолуние завсегда чертей зрю, обрати внимание — синих. А тут — эти, зеленые.
— Дед… у-у-у-уймись.
— Тебе чего надо? — В первый момент я даже не поверил, что источником вопроса был Иваныч, — слишком уж он трезво звучал.
— Мне бы бензину.
— Вертаешься на шоссе, а там пять кэмэ в одну сторону или семь в другую, — категорично махнул рукой мужик. — Верно говорю, Машка?
— Аф-аф!
— Мне б бочонок.
— Да хуть цистерну. Дизельные мы.
В принципе солярка для моих целей тоже годилась — хотя с бензином вышло бы много лучше. Но прежде чем я успел сообщить об этом, в разговор вновь встрял Фома Лукич.
— А бензинчик-то есть, — хитро щурясь, выдал он. — И аккурат в бочонке, прям на заказ.
— Дед, ты чё? Откуда? — изумились и одновременно оскорбились односельчане — как это они не в курсе.
— А от председателева 'козла'. Дегаев-то нонеча все на своем 'ниппоне'…
— 'Ниссане'! — перебил деда Серега. — 'Ниссан', епить его, 'патруль'. Иваныч… еще!
— …а 'козел', значица, в гараже стоит, и бензинчик при нем, — торжествующе закончил Фома Лукич.
— Ну ты вспомнил, дед! — разохались остальные. — Тому бензину годов хрен знает сколько. Его ж потому и не прут, что протух. Октановое число — слыхал про такого зверя? Лямпортный мотор, — Иваныч мотнул головой в сторону видневшегося в проеме 'гольфика', — на раз угробит.
— А мне как раз и не в бак, — сказал я. — На дачу, для растопки. Гореть этот бензин еще не разучился?
— Гореть-то, пожалуй, что и горит.
— Так сможете достать? — уточнил я.
— Сможем, — уверенно кивнул Иваныч, — с чего б не смочь. А скоко дашь?
— Тридцать тыщ.
— Иди дальше! — разочарованно присвистнул дедок.
— Ну сорок.
— Другой разговор, — оживились мужики. — Пошли!
Сэкономленной десятке я радовался недолго. Ровно до момента, как мы с Иванычем опытным путем выяснили, что в багажник 'гольфика' бочонок 'нэ лэзэ'. Пришлось закупать брезент — за испорченные задние сиденья, уверен, Ленка пришибла б меня на месте. Заодно уж я прихватил рабочие перчатки, чему изрядно порадовался спустя десять минут и пятнадцать километров — снаружи бочонок изрядно проржавел, и катить его голыми руками значило бы остаться без ладоней.
Катить, впрочем, пришлось недалеко. Установив бочонок точно в центр поляны, я сел сверху — не очень удобно, металлический край ощутимо врезался в бедро — вытер со лба трудовой пот и заорал на весь лес:
— Ау-у! Эй-гей-гей!
Больше всего я опасался, что на мои вопли выбежит какой-нибудь шальной грибник или, того хуже, лесник — разумной причины для сидения посреди леса на бочке с бензином у меня не было. Такой причины, как я подозревал, не существовало в природе.
— Ау-у-у!
— Ну чего шумишь-то, мил-человек, чего надрываешься-то? И так уж всех белок распугал, а все орет и…
— Здорово, дедушка! — Я улыбнулся, хотя, подозреваю, со стороны моя улыбка походила на пиратский стяг. Или вывеску 'Не подходи, убьет!'. — Не ждал? Не ждал, вижу… ты рот-то закрой — желудок застудишь!
— Да я так, мимо проходил, — опомнившись, суетливо забубнил старикан в брезентовом плаще с кучной россыпью дыр, одновременно пятясь назад. — Слышу, кричат, дай, думаю, гляну, мож, помочь кому надо. А у вас-то и в порядочке все, так я пойду себе…
— Стоять!
Леший замер.
— Нет, не там. Здесь, — я ткнул пальцем в кочку перед собой, — стоять.
— А это еще почему я должен стоять? — с вызовом осведомился леший. — Мне, промежду прочим…
— Подойди сюда, кому сказано!
Оглянувшись на кусты, старикан осторожно — бочком, мелкими шажками да еще по спирали — начал подбираться ко мне, готовый в любой момент отпрыгнуть и раствориться среди деревьев.
— Ходют, понимаешь, всякие, — ворчливо бормотал он, — шумят, покоя не дают… Ужо я жалобу напишу, ох и накатаю…
Леший успел обойти вокруг два раза, когда заглушка наконец поддалась, и по поляне разлился резкий запах. На старичка он оказал поистине волшебное действие.
— Ты что в мой лес приволок?! — гневно заорал он, вмиг очутившись рядом со мной. — Да это ж… это ж…
— А ты чего нам подсунул?!
— Знать ничего не знаю! Убирайся отсель вон!
— Ах не знаешь. — Я спрыгнул на землю и, схватившись за край, чуть наклонил бочонок.
— Ты что делаешь?! Нет, чего творишь?!
— Не догадываешься? Лес твой собираюсь подпалить к свиньям собачьим!
— Не-е-е-т!
Леший завизжал так, что уши мне словно пробками забило. Видать, проняло, злорадно подумал я. А то 'не можем ничем угрожать, не можем ничем угрожать!'. Еще как можем — если хорошенько подумать.
Ход моих размышлений был довольно прост и базировался на Леночкином рассказе о домовых. Если Федькины сородичи так привязаны к конкретным постройкам, то почему бы лешему не питать аналогичных чувств к 'своему' лесу?
— Что, не нравится перспектива?
— Нарушение конвенции! Жаловаться буду!
— Ах конвенция…
Глючность китайской зажигалки оказалась неожиданно кстати: при каждом щелчке леший судорожно втягивал башку в плечи.
— Ну а про фальшивые улики в конвенции что записано? — вкрадчиво спросил я. — А?
— Так ведь я эта, — развел руками леший. — От чистого сердца, помочь хотел.
— Помочь?! Ты невинного человека под монастырь чуть не подвел!
— А пусть не ломает деревья почем зря! — выпалил старикашка. — Еле выходил ту осинку…
— Осинку?!
— Молоденькое совсем деревце, а он — дубину ломать…
— Ах вот оно что. Дубина… И ты из-за какой-то хреновой палки сначала его в болоте утопить попытался, а потом под статью подвести? Ну все, друг осин, прощайся со своим лесом!
