— Да. С Илама. Да, а где Грендам, мой на диво красноречивый соправитель? Опять пьет или глотает этот серый дурманящий порошок, «пыль Ааааму»? Не нужно было доверять ему осмотр подземелий Первого…
Борк доложил:
— Славный прорицатель Грендам отдыхает у себя в покоях. При нем охрана: три гареггина.
— Все, поди, бабы? — насмешливо спросил Акил. — Ладно, можешь не отвечать. Знаю я… Вот что… Убери эту падаль.
И носком ноги он поддел труп доносчика, убитого сразу же после того, как тот выдал Леннара.
…То, что именовалось «гликко», ведет свою историю из далеких времен, от одного из легендарных основателей древних сардонаров, свирепого и сладкоголосого Аньяна Красноглазого. Это действо отмечается в хрониках Храма как одно из самых завлекательных и впечатляющих зрелищ, выдуманных людьми Корабля. Акил не стал мудрить и добавлять что-то свое, а просто взял и представил гликко в его первозданном древнем виде, во всей его свирепости и зрелищности.
Для отправления этого кровавого ритуала требуется ступенчатая пирамида с площадкой на самой вершине. На площадке ставится большой ароматный факел, в котором сгорают дорогие дурманящие благовония. На площадке и по ребрам ритуальной пирамиды, по обе стороны ступеней, на столбах стоят отправители-жрецы. Если точнее — жрицы. По ритуалу на них не должно быть ничего, кроме вплетенных в наплечную сеть амулетов и еще ярких металлических нитей в волосах. Смеясь, эти девушки наблюдают за казнью, и последнее, что видит обреченный на смерть, — это молодые смеющиеся девичьи лица и прекрасные обнаженные тела. Сначала казнь даже некоторым образом милосердна: осужденному подносят ковшик напитка, который сардонары помпезно именуют «кровь бога», а потом бедолагу привязывают к ребристому, особым образом обтесанному бревну и сбрасывают с пирамиды вниз по ступеням. Когда бревно с привязанным к нему пленником, одурманенным «кровью бога», скатывается и падает с самой нижней ступеньки, в теле несчастного не остается ни одной целой кости, а его собственная кровь заливает ступени на всем пути падения бревна. Но он не чувствует боли. Осужденному даже нравится это увлекательное действо, его захватывает падение, он видит, как мелькают вокруг прелести юных жриц и сверкают их улыбки, он слышит, как ревут ритуальные трубы и приветственно гудит толпа. Осужденный чувствует себя ребенком, которому неожиданно дали поучаствовать во взрослой игре, и он счастлив, совершенно счастлив. Одурманенный мозг не принимает сигналов неистовой боли… Самое же пикантное состоит в том, что осужденный в девяти случаях из десяти остается жив и, достигнув подножия, вместе со своим бревном составляет частокол вокруг ритуальной пирамиды. И вот когда действие наркотического напитка начинает ослабевать…
Ломаются даже самые стойкие. Самые мужественные враги сардонаров, придумавших гликко, молят о смерти. Прекрасные лица жриц расплываются перед глазами в уродливые багровые лики смерти, а контуры обнаженных женских тел подтекают и искривляются, словно на полотне безумного храмового живописца.[16]
Толпа зевак в полном восторге…
Согласно распоряжениям, отданным расторопным Иламом, строители тотчас же стали возводить на главной площади Горна, все той же площади Двух Братьев, внушительную ритуальную пирамиду. Собственно, сама казнь и воздвигаемая для ее совершения пирамида были только частью весьма продолжительного и колоритного церемониала, изобиловавшего завлекательными зрелищами, от которых невозможно оторваться. Сардонары прекрасно знают, как увлечь толпу.
«Он странно смотрел на меня, — думал Илам, наблюдая за тем, как закипает на площади работа по возведению ритуальной пирамиды, а из соседнего квартала слышится визг обтесываемых бревен, — Акил никогда не смотрел на меня так… Я чувствую… Неужели этот предатель раскрыл и меня?.. Отчего тогда я жив?.. Или они ждут, что я захочу предупредить Леннара, что я выдам себя при попытке предупредить его… Они хотят поймать меня за руку? Зачем, если эту руку можно отсечь сразу?.. Значит, Акил не уверен… или… или что-то иное, чего я пока не могу уразуметь. Пирамида, ритуальная пирамида… Он дорожил пленниками, которые принадлежат к высшему жречеству… Он не давал указания убить их, хотя Грендам и даже этот проклятый слюнявый Гаар, жирная тварь, предатель от рождения, — они не раз настаивали на казни Сына Неба и всех тех, кто был пленен вместе с ним при захвате Первого Храма… Акил готовит нечто особенное… Наверное, он полагает, что венчать большое гликко должен труп Леннара. Сейчас у него, клянусь всеми дряхлыми и плесневелыми богами Арламдора, появилась такая… такая редкая возможность. Или еще нет?.. Как же мне быть?»
…С того момента, как многоустый Акил (тот, кто шествует рядом с пророком, предводитель славных сардонаров, и проч., и проч.) отдал приказ о подготовке большого аутодафе-гликко, прошло несколько дней. За это время на площади Двух Братьев выросла величественная ритуальная пирамида, к которой приложили руку лучшие строители Горна и всей Ганахиды. Среди них было немало пленных храмовников, потому что, это известно всем, именно под эгидой Храма воспитываются почти все лучшие мастера своего дела.
Горн затих в ожидании… Все подходы к Двум Братьям и пирамиде были оцеплены постами сардонаров, и мало кто мог в эти дни полюбоваться тем, что происходит на центральной площади столицы Ганахиды. По городу потекли зловещие слухи… Рыжеволосый Акил, чье имя не сходило с уст столичных жителей и тех, кого угораздило в эти грозные времена попасть в Горн, не появлялся на людях. Поговаривали, что первого соправителя сардонаров нет в городе. Какие-то темные личности сеяли смуту в душах людей… Вести о том, что Акил может свершить предначертанное и привезти наконец в Горн разрушенную темницу бога — труп Леннара, вызвали сумятицу в умах. Тем более что Акил действительно куда-то исчез. Кто-то предположил, что учение сардонаров предписывает в связи с таким событием умертвлять каждого второго. Что строящаяся на площади Двух Братьев пирамида — только начало великого и ужасного празднества. Другие болтуны утверждали, что Акил и Грендам дадут свое высокое позволение на ЛЮБЫЕ преступления, будь то убийство, насилие, грабеж, самое страшное надругательство над ближним, и будет этот пир духа и плоти длиться три ночи и два дня, до самого восшествия дня третьего. Дескать, так велит вера сардонаров, ибо грех свершенный — грех, освободивший душу от своего мерзостного предвкушения…
Многое, многое гнездилось и вызревало в умах жителей и гостей огромного несчастного города, ждущего больших удовольствий и большой крови… Улицы были полупустынны и днем и ночью, и только в нескольких подвальных кабаках, где засели наиболее разбитные из последователей учения сардонаров за столами с разного рода прихлебателями, веселье и вина текли рекой. В одном из них, как то повелось, ораторствовал Грендам. Несмотря на то что у него были теперь собственные роскошные покои, он любил, как встарь, выбираться из нового своего жилища и потрясать неистовым красноречием чернь последнего разбора. Бывшего горе-плотника и бродягу всегда тянуло к изысканному обществу негодяев и отщепенцев. При соправителе сардонаров, однако, всегда были двое телохранителей-гареггинов. Перед исчезновением многоустый Акил повелел убрать от пророка гареггинов-женщин, а взамен дал ему двух новых стражей. Причем самых верных и надежных. Тех, что раньше находились неотлучно при его собственной особе, — Илама и Борка.
Грендам был повсюду. Его видели в разграбленной Этериане; в подвалах громадного Первого Храма, откуда по его приказу сардонары вытаскивали бесчисленное количество трофеев; в публичных домах Борго-Лисейо, злачного предместья Горна; в оружейных складах, мастерских, в цехах ткачей и ювелиров, да и мало ли где… Отовсюду можно было слышать его напоенный силой и уверенностью голос, и даже не всегда верилось, что этот вдохновенный и зычный голос принадлежит бывшему бродяге и вору, человеку с жалкими обломками зубов в кривом рту и с разноцветными глазами, одним мутно-серым, безжизненным, и другим, темно-карим, цвета дряхлого изоржавевшего железа… Власть так меняет человека! Конечно, у пророка Грендама закружилась голова, когда он в отсутствие Акила получил единоличную власть над Горном, городом, где до последнего времени находилась высшая во всех восьми землях власть.
Гареггинам не нужен сон или иной отдых, так что стражам пророка даже не пришлось устанавливать друг для друга смены службы и отдыха. Поэтому Илам и Борк следовали за Грендамом неотлучно. Последний, впрочем, смотрел не столько за соправителем Акила, сколько за Иламом. Приказание Акила выполнялось донельзя тщательно и аккуратно. Илам-Барлар держал себя в руках, но, боги, чего стоило ему притворяться старательным телохранителем пьяного самодура, вместо того чтобы любой ценой
