приняла за скульптуры. Обнаженные черные торсы демонстрировали великолепную мускулатуру. Одеты негры были лишь в алые шелковые шаровары. На поясе висели изогнутые мечи.
Навстречу вышел еще один чернокожий, только в белом, и низко поклонился:
— Хозяин просит прекрасную гостью предстать перед его очами.
Я подумала: «Немного витиевато, но сойдет». Даже довольно вежливо. Хуже было бы, если бы обругали за вторжение.
Двери опять распахнулись сами собой, и мы вступили в полутемный зал.
Негр почтительно поклонился:
— Ступайте, госпожа, — и отошел в сторону.
В самом конце зала виднелся трон. На нем кто-то восседал. От дверей к трону вела странная мохнатая ковровая дорожка красноватого цвета, будто выкрашенная хной. Длинный ворс блестел и переливался.
Я услышала со стороны трона чей-то голос:
— Входи, красна девица, не бойся.
На миг я замерла — хорошее воспитание не позволяло ступить на дорожку в грязной обуви. Но босиком топать тоже было неловко. Немного поколебавшись, двинулась вперед. Но успела сделать лишь несколько шагов, как голос заверещал:
— Деревенщина!!! Куда полезла? Испоганила священную бороду. Ой, оттащите ее скорее!
Не дожидаясь, пока мне помогут, я сама спрыгнула с «дорожки», дошла до трона и остолбенела. Там сидел… карлик. С огромной головой и рыжей бородой, занимавшей половину помещения. Там, где я на нее наступила, уже суетились негры: чистили и сдували пылинки.
Если бы меня Карл Карлович не заставил перечитать сказки Пушкина, могла бы и не узнать Чародея. Он, похоже, решил омолодиться — выкрасил седую бороду. Раньше-то я намеревалась поговорить о деле, то есть напроситься на ночлег и угощение. Но хозяин и его слуги с саблями не слишком мне понравились. Прежние дела этого персонажа отнюдь не отличались добродетельностью. Вряд ли он сильно переменился — горбатого могила исправит. Пока я обдумывала, что сказать, карлик глумливо захихикал:
— Что, девонька, онемела от такой красоты? — Он с гордостью погладил свою бороду и пробормотал: — Хорош подарочек на день рождения! А то все думал, как бы скрасить это событие.
Глаза цепко пробежались по моей фигуре.
— Расскажи, милая, что в наших краях потеряла и что ищешь? — произнес Чародей сладким елейным голоском.
И голос, и речи хозяина совсем не внушали доверия. Говорят, первое впечатление — самое верное. И оно мне настойчиво подсказывало закругляться и делать отсюда ноги. Но как теперь выкручиваться? Я понадеялась на русское «авось» и решила показать, что не лыком шита, знаю, как нужно разговаривать. Гордо выпрямившись, я выдала:
— Что-то ты, батюшка Чародей, гостей неласково встречаешь. Сначала накорми-напои, в баньке попарь да спать уложи. А потом и спрашивай.
И сама своим ушам не поверила: что за чушь несу? Еще и баньку приплела. У меня даже испарина на лбу выступила. В ответ раздался дружный хохот. Гоготали все, даже слуги. Дедушка-даун вытирал слезы:
— Уважим тебя, девица, уважим. И в баньке вымоем, и в кроватку уложим. Вот сегодня будет у нас потеха!
Потом спокойно распорядился:
— Взять ее. И в спальню.
До меня быстро дошел смысл сказанного. Слуги и шагу ступить не успели, как я совершила грандиозный прыжок, который мог бы украсить Книгу рекордов Гиннесса. Оказавшись на троне рядом с противным старикашкой, одной рукой вцепилась ему в нос, выкручивая его в сторону, а второй рванула бороду.
— Старый паршивый козел! — завизжала я что было силы. — С Людмилой ничего не получилось, так решил на мне отыграться?!
Дедушка взвыл и метнулся с кресла вертикально вверх. Скоро я поняла, что мы оторвались от земли и выскочили в раскрытое широкое окно. Я скосила глаза вниз и заорала от ужаса. В голове закружись строки поэмы:
Только я-то на роль богатыря совсем не претендовала. Если пальцы разожмутся, расшибусь в лепешку. Я отпустила нос старика и ухватилась второй рукой за бороду. Потом обхватила ее еще и ногами.
Колдун, похоже, начал успокаиваться и прошипел:
— Вот спущусь и накажу тебя как следует. А потом отдам слугам. Если раньше не свалишься.
— Шиш тебе! — огрызнулась я и посильнее вцепилась в рыжие космы. Хотя вряд ли у меня хватит сил долго держаться.
Дед продолжат поливать меня оскорблениями. Ругательств он знал великое множество. Потом на какое-то время примолк и удивленно спросил:
— А кто тебе такую глупость сказал, будто я не поимел Людмилку?
— Ты, дедушка, некрасиво отзываешься о своей пленнице. Наверное, с досады, что не вышло. Про это написано у Пушкина.
Старикашка захохотал:
— И ты поверила этому писаке? Да он лишь пытался реабилитировать княжну в глазах Руслана.
Я хотела заметить, что больше верю великому поэту, чем старому уроду, но в это время мы стремительно рухнули в воздушную яму. О том, что такие существуют, знала еще со времен жизни в нашем мире.
На миг мне показалось, что где-то рядом мелькнула метла. Успела подумать: «Вроде обычно перед смертью всем видятся самые дорогие люди, а мне?..» Я заорала, уже ничего не соображая. А дед вдруг оглушительно заверещал:
— Прекрати, что ты делаешь!
Я не поняла, о чем он, и еще крепче вцепилась в бороду.
— Перестань, иначе вместе разобьемся! Моя борода священна. На нее не должно попадать ни капли влаги.
Как я ни была напугана, но могла дать голову на отсечение — дождя не наблюдалось. Но тут до меня дошло, что случилось со мной от страха. Если по-научному — не выдержал мочевой пузырь.
Колдун начал снижаться. Я заорала уже не от страха, а от радости. В не очень приличных выражениях пообещала, что обделаю его всего по полной программе. Сверху я разглядела, что к нам несутся Кийс и Локша. Рядом мелькала метла. Видимо, она и привела парней.
Колдун спикировал на берег реки. Приземлившись, я увидела вытаращенные глаза приятелей. Наверное, вид у меня был еще тот.
С первой попытки оторвать руки от бороды не получилось. Помогли Кийс и Локша. Кот тут же начал растирать мои бедные конечности, и я почувствовала облегчение. Посмотрела на колдуна и испугалась: вдруг сбежит?
— Привяжите его к дереву, а на бороду воды из речки плесните! — крикнула я.
Колдун издал ужасный крик и обрушил на мою голову поток проклятий. Я поняла, что сделала все правильно. И, пошатываясь, отправилась отмываться. Ноги все еще плохо слушались.
Локша с восхищением пробормотал:
— Ну ты и девка! Огонь! Ничего не боишься. Жуть ведь, как он тебя по небу таскал.
Я хотела подтвердить, что да, мол, я такая. Но вовремя вспомнила, чем мой полет закончился.