— Сколько тебе?
— Сто двадцать.
Это его пронимает. От удивления он даже голову приподнимает с подушки и ошарашенно разглядывает меня.
— Знаешь, а твои родители?..
— Они только рады, что я смылся, уж поверь. Тем более что меня должны были со дня на день женить.
Глаза эльфа становятся совсем круглыми.
— Женить? Тебя? Но ты… ребенок!
— Ты тоже не очень-то взрослый. Слишком явно демонстрируешь эмоции.
Эльф успокаивается, чуть пожимает плечами и снова отворачивается.
— Н-да. Жизнь иногда преподносит сюрпризы.
— Ты все еще собираешься выполнить обещание?
— Какое?
— То, которое дал селянам. Насчет истребления нежити.
— Ах да. Нежить… да-да. Дня через два пойду.
— И тебе ее не жаль?
Минутное молчание.
— Знаешь, я в третий раз за сегодняшний день пребываю в состоянии глубокого шока. Темный эльф спросил, не жаль ли мне убивать нежить? Причем даже не зная толком, какую. А ты точно темный? Может, и вправду в смолу упал и не отмылся?
— Убью, — произношу клятвенно.
— Это успокаивает. Если бы ты начал что-то доказывать и прыгать по комнате — взял бы за шкирку и макнул в болото.
Зло на него смотрю, демонстративно вынимаю из голенища нож.
— Ладно-ладно. Спокойно. Если так не хочешь терпеть мое общество — не надо. Можешь уезжать из деревни хоть сейчас. Я, к моему сожалению, последовать за тобой не смогу — болею, да и обещание надо выполнить.
Задумчиво изучаю отражение в ноже, недоверчиво прислушиваюсь к его словам.
— Но если ты не извращенец, почему тогда так хотел ехать вместе со мной? А как же гордость перворожденных?
— Ну… я тоже своего рода аутсайдер.
— Что так?
— Я уже третий раз сбегаю из дома.
Минуту я смотрю на него, не мигая, перевариваю вышесказанное. После чего сначала тихо, а потом все громче начинаю хохотать. Смешно настолько, что скручивает живот. Я всхлипываю, бью рукой по скамье и едва не сползаю с нее, пока светлый с интересом за мной наблюдает.
— Позволь узнать, что именно тебя так развеселило?
— Я… мне сто двадцать! И меня практически выпихнули во взрослую жизнь, дав тумака на прощанье. А ты! В сто сорок! Сбежал от родни! Ой, не могу.
Эльф хмурится и тяжело, мудро вздыхает. Я же продолжаю смеяться, поскольку просто не в силах забыть такое. Сто сорок! Моему отцу двести четыре! Это же надо, до чего светлые берегут потомство! Идиоты. Так они только порождают слабых. Это и дурак поймет.
ГЛАВА 6
Аид приходит в себя еще два дня. За это время я знакомлюсь с народом, исполняю половину репертуара, слушаю местные песни… Н-да. Конечно, местный фольклор — это что-то. Я до гробовой доски не забуду куплет одной из наиболее трагических саг о путешествии кикиморы к богам. Она хотела стать русалкой! Но не это страшно. Задумка саги в чем-то даже романтична, если не учитывать того факта, что кикиморы ненавидят русалок, а те с удовольствием их поедают в прямом и переносном смысле этого слова. Плевать! Поверьте, все это меркнет, как только вслушаешься в слова, сразу и навсегда западающие в душу. Как же там? А, вот:
На «не могит» я зависаю, понимаю, что смеяться нельзя, а сидеть с умным видом как-то не получается. Хочется ткнуть пальцем в печального исполнителя и громко хохотать, сотрясаясь и вытирая слезы счастья. Но… народ не поймет. Некоторые плачут. Кстати, я тоже плачу уже на следующем куплете:
Занавес. Так кончается трагическое путешествие кикиморы, которая мечтала стать русалкой. Если же говорить подробнее, то, получив желаемое, героиня психует и посылает такой подарочек в одно место, что Творец тоже психует и прибивает ее — не глядя, но зато от души. По моему личному мнению, после такого кикимора вряд ли стала шептать слова сердечной благодарности со слезами счастья на бородавчатом лице. Скорее, в муках померла. Я ложусь на стол, упираюсь лбом в скрещенные руки и плачу от счастья. Какая патетика! Сколько чувств! А когда меня гладят по спине и умиленно сообщают, что сей шедевр передается от поколения к поколению вот уже больше двух веков, — я тихо испускаю стон, скрывая титанические попытки подавить смех.
Ладно. Суть не в этом. Суть в том, что Аид слишком медленно выздоравливает, всячески капризничает и явно ставит себе вполне определенную цель: довести меня до белого каления. Причем любой мой псих заканчивается его счастливой улыбкой и удивленными расширенными глазами, в которых плещется нарастающее удовлетворение. Так что… сейчас я держу себя в руках уже часа два, при этом собираюсь в путь-дорогу, ибо надоело мне здесь. И вообще, что именно я в этой дыре забыл? Мне нужно зарабатывать славу и признание, а не сидеть на болоте и выслушивать, где болит у этого психа Аида. Я бы сам его убил, чтобы он не мучился. Жаль, не могу — пацифист.
— Ты уходишь? — Сверкающие голубые глаза глядят расстроенно.
— Да! — даю себе приказ не орать. Спокойнее, спо-койнее.
Еще немного, и я наконец-то уеду и, если мне повезет, никогда больше эту заразу не увижу. А если очень повезет — местная нежить по достоинству оценит красоту и происхождение светлого и схомячит его быстро, с чувством и вдохновением. Небось не каждый день такой десерт ныряет в болото. Еще к тому же и добровольно.
— А я? — спрашивает Аид с таким обиженным выражением лица. Если бы уши были длиннее, он бы их точно в стороны развел.
Нервно дергаю своими:
