попыталась успокоить я его, а то, глядя на количество лиц, сопровождающих доктора, можно было решить, что намечается как минимум ампутация. — Ничего страшного не происходит.
Последняя фраза была явно лишней. Потому что, как правило, после слов «ничего страшного» именно все самое страшное и начинается. В общем, больной попытался бежать, мы втроем его еле остановили, и то только после грозного окрика жены страдальца, которая призвала его перестать трусить и отдаться в целительные руки доктора.
Не знаю, как там насчет целительности, но изрядной ловкостью эти руки обладали. Сэр Мэверин с такими сноровкой и аккуратностью снимал бинты (игнорируя вопли больного), что я поневоле прониклась к нему уважением, которого теперь во мне не могли поколебать никакие легкомысленные байки и рассуждения о лени.
Я отвлеклась всего на секунду, чтобы поставить на место кувшин и свернуть полотенце, а когда повернулась, ко мне под ноги тряпичной куклой уже оседал Михей. На пару с женой больного мы успели подхватить горе-медика прежде, чем он полностью отключился. Отлично, братец, — лучше раньше, чем позже! Упасть в обморок сейчас гораздо своевременнее, чем через два месяца таскания докторского саквояжа.
Вместе с катонкой я вытащила Михея во двор, на воздух, и стала брызгать брату водой в лицо, надеясь привести того в чувства. Возвращаться не имело смысла: сэр Мэверин справится и без моей незаменимой помощи, честь семьи, которую Михей в буквальном смысле уронил на пол, теперь уже не восстановишь, а вот время для маневра на маревое поле мне было крайне необходимо.
Несостоявшийся доктор застонал, приоткрыл глаза, приподнялся на локте и сказал неприличное слово, за что я тут же выплеснула ему в лицо остатки воды из кувшина.
— Это чтобы ты окончательно пришел в себя и понял, где находишься, — пояснила я обиженно моргающему брату и сунула ему в руки пустой кувшин. — В дом не ходи, а когда выйдет доктор, первым делом перед ним извинись, а потом помоги донести саквояж.
— Это я что, в обморок хлопнулся? — все еще не вполне понимая, на каком он свете, спросил Михей.
— Еще как хлопнулся. — Я решила приукрасить его подвиги. — Стук был такой, что в доме картины со стен попадали. Ты голову-то проверь, не раскололась ли?
— Да нет вроде. — Брат доверчиво пощупал затылок.
— Вот-вот, сегодня нет, а завтра да. Врач вообще опасная и неблагодарная профессия. — Я с ложным сочувствием похлопала братца по плечу.
Главное, ни от чего парня не отговаривать, а то ведь из упрямства не откажется носить за доктором чемодан. А так, глядишь, сопоставит собственную боязнь вида крови с тяготами суровых врачебных будней да и придет к правильному решению.
Ладненько, брата оживила — пора провести ориентирование на местности. Где поле, я не знала. Вопросы к катонцам привели бы к еще большим вопросам с их стороны. Хотя… марь видна издалека — главное найти дерево покрепче… или…
Я задумчиво посмотрела на водонапорную башню посреди двора. Она возвышалась над всеми зданиями в округе, да еще вдобавок создавалось впечатление, будто сама судьба подсказывает мне путь — башня была снабжена длинной лестницей. Лазанье по деревьям отменялось.
Я оглянулась по сторонам: двор оказался пуст. Начало осени — вовсе не пора для праздного времяпрепровождения. Вполне успею добраться до середины лестницы, прежде чем меня кто-то заметит — а там попробуйте, снимите! Сестра милосердия на водонапорной башне — это вам не кошка на заборе.
Отчетливо понимая всю нелепость ситуации, я резво пересекла двор и стала взбираться наверх. Наверное, существовал какой-то другой, более дипломатичный и менее глупый способ разузнать все, что надо, но раз уж события так удачно занесли меня в нужное место, искать этот способ не имело смысла.
До верха я добралась с трудом, периодически наступая на край собственного подола. Но все же добралась. Оу! Высоко-то как! Даже казалось, что лестница немного крутилась под ногами или это мир крутился вокруг лестницы? Лучше не опускать глаза вниз, это явно лишит меня боевого настроя и породит малодушное желание позвать на помощь. Вокруг до самого горизонта простирались поля, посреди них, в уютной ложбинке между двумя пологими холмами, приютились черепичные крыши Кладезя, виднелись кусочек фермы господина Стана и трубы новой фабрики, наше же имение скрывалось где-то по другую сторону холмов. Я повертела головой, ища сиреневые пятна маревых полей. Их было на удивление много по всей округе, а ближайшее находилось всего-то в пяти минутах ходьбы — должно быть, именно оно и принадлежало катонскому хозяйству. Этак я до обеда обернуться успею!
— Что вы там делаете? Слезайте! Разобьетесь! — очень некстати раздался голос внизу.
— Господин доктор велел выяснить направление ветра, а заодно и санитарную обстановку в округе. — Я решила сбить с толку старика-катонца, который, видимо, остался приглядывать за порядком в поселении, пока остальные работают. К тому же всегда лучше заранее переложить ответственность за свои подозрительные действия на кого-нибудь другого. Надеюсь только, что потом они не начнут спрашивать сэра Мэверина, можно ли пить настойку от радикулита при полном штиле.
Я начала свой нелегкий спуск. Все это время сторож молчат, видимо, пытался уложить в своей голове мой ответ. Ответ никак не укладывался.
— И что ветер? — с какой-то древней ехидцей спросил он, когда до земли мне оставалось всего пяток ступенек.
— Ветер есть, — авторитетно заявила я, стараясь не очень сверкать панталонами.
— А санитарная обстановка? — не унимался въедливый старик.
— Подлежит уточнению. — Моя серьезность украсила бы любого политика. — У вас эпидемий не было?
— Боги миловали, — покачал головой катонец.
Я хотела выпалить «будут», но вовремя прикусила язык — вышло бы совсем уж нагло и негуманно.
— Михей, скажи доктору, чтобы не ждал и не искал меня! — крикнула я брату.
— А ты куда?
— Да есть тут у меня еще дела. Потом дома расскажу.
— Это какие же такие дела? — цепкими пальцами сжал меня за локоток сторож. Нюхом чует, как дворовый пес на пенсии, что дело неладно, а объяснить не может. В крови, что ли, у них эта подозрительность?
Ладно, отвязаться от него мне теперь все равно не удастся, придется брать с собой.
— Скажите, дедушка, далеко тут у вас поле с марью?
От такого резкого перехода с серьезности на ласку моему собеседнику стало не по себе.
— А что? — вкрадчиво и отчего-то вполголоса спросил «дедушка».
Я решила подыграть и поманила его к себе пальцем, а когда старик подошел, наклонилась к поросшему седыми волосами уху:
— А мало ли что… — выдержала многозначительную паузу. — Пойдемте, на всякий случай посмотрим.
Обман был вполне безобиден и никому не наносил вреда: не собиралась я под его прикрытием ни красть сапог, ни уводить овец, но все равно, каждый раз при взгляде на старика, идущего рядом по дороге в направлении маревого поля, в душе просыпалось и неуклюже шевелилось чувство какой-то вины. Наверное, именно его знающие люди называют совестью и именно к нему я так привыкла взывать, отчитывая своих братьев. К счастью или к несчастью, людей, годящихся в заклинатели моей совести, поблизости не было, иначе я очень быстро раскаялась бы, и разведывательная операция оказалась бы под угрозой срыва. Шпион из меня никудышный.
Старичок же, видимо, в своей жизни частенько сталкивался с соглядатаями, потому не спускал с меня подозрительных глаз и все продолжал выспрашивать:
— А чего это у меня, детонька, суставы каждый раз к вечеру болят?
— Не знаю, дедушка, не знаю, — рассеянно отвечала я, потому что впереди уже показались лохматые сиреневые верхушки.
