ее годы! — А вы, милочка, молодец, что занимаетесь благотворительностью.
Я даже слегка опешила от неожиданной похвалы. Может, у этой мари есть какие-то галлюциногенные свойства?
— Только надеюсь, вы не помогаете в лечении мужчин? — добавила она, уткнувшись длинным носом в надушенный платок, чтобы перебить запах мари.
Слава богам! Никаких галлюцинаций!
— То есть вы хотите сказать, что, если больной, даже умирающий мужчина будет просить о помощи, ему в этой помощи должно отказать? — Я почему-то испытала глубокую обиду за свой форменный фартук.
— О нет, что вы! Как вам такое могло прийти в голову? Отказать умирающему! Ведь всякий настоящий мужчина и джентльмен предпочтет скорее умереть, чем стеснить подобной просьбой благородную даму! Поэтому отказывать вам не придется.
Даже любовные романы прошлого столетия были менее наивны и безжалостны, чем высказывания этой дамы.
— Скорее уж наоборот, — покачала я головой.
Не знаю, до чего бы дошла наша беседа, если бы в этот момент рядом не оказалась Алисия. Она тут же вставила свою реплику, а всякая ее реплика с недавних пор имела свойство оттеснять меня в окрестности господина Клауса.
— Сабэль, до чего мы с тобой непростительно невнимательны! Леди Рада едва на ногах стоит от усталости! — обратилась она к дочке мэра. Та с энтузиазмом подхватила пожилую даму под руку, и, судя по всему, захват был настолько умелым, что последней не удалось вырваться. Алисия тем временем настойчиво толкала меня в сторону фабриканта и приговаривала:
— Улыбайся, улыбайся. Расспрашивай про марь. Прикоснись к нему случайно — мужчины это любят.
— Чтобы их за руки хватали? — недоверчиво спросила я.
— Зачем же хватать? Ненавязчиво смахни пылинку. — С этими словами Алисия наконец от меня отстала. Она подошла к Ласу и сделала вид, что стряхивает что-то невидимое с его плеча. Затем мимолетная улыбка, которая, похоже, тронула даже братца.
Не-э-эт… Она определенно держит мужчин за идиотов. Любая глупость, проделанная красавицей, вызывает какой-то трепет, но то же самое в исполнении обыкновенной девушки в лучшем случае будет встречено с недоумением. Чем обыкновенней девушка, тем больше окажется недоумение.
Конечно, в свое время я тоже пыталась строить глазки и перенимать женские уловки… Правда, было это, пожалуй, лет в тринадцать. В роли заезжего принца выступал приехавший на каникулы племянник соседки. На одном чаепитии я долго бросала на него томные взгляды, пока предмет воздыхания не подошел ко мне с ласковым и печальным видом. Его глаза горели такой участливостью, такой нежностью, что у любой глупышки дрогнуло бы сердце. Он опустился передо мной на одно колено, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и с дрожью в голосе, выдававшей, как мне тогда показалось, крайнее волнение, спросил:
— Девочка, тебе плохо?
Заезжий принц учился на ветеринара (правда, не очень прилежно), и в моей пантомиме ему привиделись угрожающие признаки бешенства.
Эти слова стали самой действенной прививкой от использования глупых женских уловок и заставили меня в дальнейшем довольствоваться сравнительно небольшой долей кокетства. Поэтому чем меньше я донимала фабриканта, тем лучше. Я остановилась от него в нескольких шагах и, несмотря на все знаки Алисии, не желала двигаться.
Наконец господин Клаус, до этого обсуждавший какие-то детали с одним из рабочих, сам подал голос:
— Леди и джентльмены, во время осмотра, пожалуйста, не отходите от меня далеко — вы потеряетесь, а на фабрике может быть опасно, — чувствовалось, что подобные экскурсии ему водить не впервой.
Всегда найдется человек (в особо запущенных случаях даже группа людей), который потом будет утверждать: «Я всего лишь оглянулся на эту птицу (люстру, картину, старинную церковь), как все куда-то убежали. Признайтесь, вы нарочно бросили меня там одного». Конечно, нарочно! Все общество только для того и ехало осматривать древние развалины, чтобы потерять господина N в зарослях орешника, а госпожу А в подвалах винного погреба. Мы злые люди, которые обожают тратить свое время на поиск потерявшихся, но при этом тайно надеются, что те впоследствии добавят руинам романтики своей скелетной композицией.
Господин Клаус повел нас через двор, бесстрашно рассекая потоки мари, несущиеся со всех сторон.
— Клаус, скажите, откуда вам доставляют столько мари? — недоуменно спросил сэр Гвидон. И верно, по здравом размышлении наши фермеры столько поставить не могли.
— Из многих хозяйств в округе — главное, чтобы доставка не занимала более суток, иначе марь становится непригодной для обработки. Сейчас как раз пора сбора урожая — поэтому мы приостановили производство загустителей и кинули все силы на обработку. — Он вел нас к большому вытянутому зданию.
— Скажите, а вы правда производите косметику? — с любопытством спросила Алисия.
— Нет, различного вида маревые загустители — наш конечный продукт, а вот уже они используется в косметике, в кондитерском деле, для изготовления некоторых лекарств и всего прочего.
Мы вошли в здание, и горький запах стал еще резче. В воздухе витали стружка и тончайшая пыль. По стенам шли длинные желоба, спускавшиеся в один-единственный чан. Над ними стояли рабочие с острыми ножами, делали на стволиках мари разрезы и, убедившись, что на них выступает сок, отправляли взрезанные растения в чан.
— Растения в чане тщательно перемалываются, а затем получившаяся масса пропускается через фильтр — так добывается сок, но использовать его без дальнейшей очистки нельзя, — прокомментировал фабрикант, — на подобную работу ставятся только самые опытные люди. Несмотря на кажущуюся простоту, правильно сделать разрез не так уж легко.
Он поднял небольшой стволик и взял нож.
— Кто-нибудь хочет попробовать? — словно школьников, спросил нас господин Клаус.
Думаю, предложение главным образом адресовывалось сэру Гвидону и, может быть, Ласу. Но Алисия восприняла его совершенно по-своему: одно движение бедром, и я была вынуждена сделать шаг вперед. Может быть, при упоминании ее мне теперь использовать термин «лжеподруга»?
— Леди Николетта? — неприятно удивился фабрикант. — Вы уверены, что вам можно доверить нож?
— А вы думаете, я настолько опасна для общества? — в пику ему ответила я, после чего пришлось взяться за нож.
С разрезом я справилась легко, хотя было видно, что окружающие напряглись и приготовились бежать за бинтами и льдом, если мне вдруг вздумается оттяпать палец себе или кому-нибудь другому. Сок из растения потек, но слабо.
— На самом деле это делается немного под углом и в определенных местах. — Фабрикант отнял у меня нож и стебель. — Объясняю вам, потому что только так можно проверить, готово ли растение к уборке. Резать надо прямо вот по этим фиолетовым прожилкам под углом около тридцати градусов к стеблю. Если пойдет желтый густой сок с горьким запахом — то время пришло.
Господин Клаус воткнул нож в стебель, и оттуда действительно засочился именно такой сок.
— Как вы умело это сделали! — захлопала в ладоши Алисия, явно давая понять, что для меня сейчас жизненно важно присоединиться к ее аплодисментам.
— Да-да-да, очень ловко, — промямлила я, с силой похлопала фабриканта по плечу и тут же улыбнулась во все тридцать два зуба. — На вас тут какая-то гадость налипла.
Фабрикант вздрогнул и едва не воткнул нож себе в ладонь. Алисия прикрыла ладонью глаза. То-то же! Пусть видит, к чему приводят методы обольщения в неумелых руках.
