— Ну… — Одноглазый задумчиво поскреб всклоченную бороду, смерил заставленный бутылками угол прихожей и великодушно отмахнулся: — На нет и суда нет! Что ж я, зверь какой, из-за недальновидности некоторых выставлять на улицу хороших людей? Оставайтесь уж и так. Перезимовать эту ночку нам хватит. Все равно до рассвета часов шесть уже осталось. Одно условие… расскажите мне что-нибудь. Это и будет платой!
— Например? — заинтересовался Ник.
— Ой, да не слушайте вы этого болтуна! — очнулась помалкивающая до сих пор бабка. — Он у меня сызмальства такой! Пока байку не послушает — не уснет!
Я не выдержала и снова с любопытством взглянула на Лиха. Человек как человек… с кучей комплексов… а то что с именем не повезло, так не его же в том вина!
— Договорились! — Никита протянул ему руку.
— Вот и славненько. — Лих пожал ее и уселся вместе с нами за стол. — Тогда, пока ужин поджидаем, может, и поболтаем?
— И что ты хочешь услышать? — Ник внимательно посмотрел в заросшее лицо детины.
— Начни с самого простого! — осклабился тот. — Например, почему по всем улицам Царь-города расклеены три ваши физиономии?
— Три? — не выдержала я. — Это как? Я, еще раз я и он?
— Это так! — Лих перевел на меня мутный глаз. — Ты, он и рыжий жеребец. Причем из вас троих только за тебя, деваха, назначили такую цену, что я было подумал, это у меня в глазах нолики десятерятся… Сиди! — прикрикнул он на Ника, будто невзначай сжавшего рукоять меча. — И не рыпайся! Нужны мне их нолики… Ты подумай, прежде чем нервничать, — я сам живу за пределами города потому, что и на меня у Берендея зуб имеется! Чуть что — сразу Лих Одноглазый!
— Тогда… Никакого секрета тут нет, и сказ мой будет коротким, — начал Никита, убрав руку. — Мы потому и пришли к твоей матери, что хотим найти одну вещицу, из-за которой и попали в это негостеприимное царство. И именно из-за этой вещицы по приказу главного советника за нами и охотятся стражники.
— Точнее будет сказать, охотятся они за нами из-за местной вредной принцесски! — согласно покивала я. — Язва та еще!
— О как! Сумели попасть в немилость к этой парочке? — хохотнул Лих и обреченно махнул рукой. — Муж и жена — одна сатана.
— Муж и жена? — Мы с Ником переглянулись.
— Ага! — Лих обрадовался, что нашел свободные уши, и затарахтел: — Супружники они. И что самое смешное: он — псих, она — дура дурой, но с характером. А живут душа в душу! Не дай бог, не ровен час, склеит лапти Берендей, и прости-прощай наша сторонушка. Если сами не уйдем, эта парочка свои порядки установит такие, что мама не горюй!
— А чего это мы горевать из-за пришибленных должны? — снова очнулась бабка и возмущенно покосилась на сына. — Соберем манатки и уйдем к сестрице на Кудыкину гору. Откроем бизнес и заживем лучше прежнего!
— Ну да… — Лих отчего-то бросил на нее быстрый взгляд, наклонился к Нику и тихо пробормотал: — Не обращайте внимания на маманьку. Она малость того… заговаривается… Нет у нее никого, кроме меня… И сестры никакой нет…
Мы с Никитой в очередной раз переглянулись и не сговариваясь посмотрели на бабку, но та уже снова отрешенно ушла в себя, устремив невидящий взгляд на тусклый огонек лампады.
Вот ведь! А если старуха никакая не пророчица, а обыкновенная городская сумасшедшая? И сынок ей под стать… Неужели нет никакой горы и никакой предсказательницы?
Лих снова выпрямился и как нив чем не бывало поинтересовался:
— А вы вообще сами откуда?
— Заречные мы, — по привычке ответил Ник и завел разговор о Заречном королевстве, рассказывая, какие там порядки и устои… После пяти минут рассказа я поняла, что не могу совладать с зевотой, положила голову на руки и закрыла глаза, прислушиваясь к спокойному, чуть с хрипотцой голосу Ника…
Вот что значит стресс…
Как я уснула, не помню. Да так крепко, что меня не смогли разбудить на ужин. А может, я придумала себе бабкин голос, отчаянно приказывавший «оставить деточку в покое, картохи и самим мало»? И то, что меня потом куда-то несли, я, кажется, тоже придумала… Или нет?
Очнулась я от того, что у меня нестерпимо зачесалась щека. Я зевнула, открыла глаза и с наслаждением потянулась. Где это я? Дощатые щелястые стены, сквозь которые уже заглядывал серый свет утра. Сено кругом. Похоже на сеновал. А где Ник?
Я села и тут же увидела моего телохранителя. Парень лежал в двух шагах от меня и крепко спал, укрывшись с головой дорожным плащом.
Стараясь не шуметь, я осторожно подползла к нему и рывком отдернула плащ. Но вместо заготовленных слов: «С добрым утром!» у меня вырвался визг: под плащом оказался не Ник, а Феникс! Он распахнул белесые глаза и молча уставился на меня.
Я отшатнулась, вскочила и снова рухнула в сено. Ноги предательски дрожали и отказывались держать. Феникс, не сводя с меня глаз, начал медленно подниматься. Тонкие губы растянулись в улыбке, исказив обезображенное огнем лицо. Не придумав ничего лучше, я поползла к скрипевшей на ветру двери, стараясь перебраться через стягивающее руки и ноги сено.
Вот только сбежать мне не удалось.
— Вась? Василек? Ты чего?! — позади вдруг раздался голос Ника. Его сильные руки подняли меня с колен и прижали к себе. — Ты вся трясешься! Чуть не свела меня с ума своими воплями! Вроде вчера вместе с нами самогонку не пила…
— Ни… Ник? — Я развернулась и с жадностью взглянула в его лицо, с облегчением разглядывая любимые черты, серые глаза и милые ямочки на щеках… — Ты еще смеешь мне улыбаться?! Я чуть с ума не сошла!
— Отчего? — Его улыбка стала шире. — Неужели я такой страшный, когда сплю? Извергаю огонь или храплю, как слон после длительного забега?
— Ник! — Руки сами обвили его шею. Я прижалась щекой к его груди. — Как хорошо, что это ты…
— Да о чем речь! — Он уже без тени улыбки заглянул в мои глаза и подхватил меня на руки. — Быстро говори, что случилось, потому что… А, была не была! Думай что хочешь, но я тебя люблю! И мне плевать, чья ты там дочка!
Не отводя взгляда, он сделал несколько шагов, неуверенно покачнулся, и я ощутила, что мы падаем. Сено, как мягкая перина, приняло нас в себя. Его глаза оказались так близко, что я реально почувствовала, как тону в этих серых омутах. Его горячие, требовательные губы нашли мои, и… я поняла, что пропала.
Мое тело стало предательски податливым, как глина в руках мастера, тая от страстных поцелуев Ника и отвечая на сумасшедшие ласки… Кажется, я сама стянула с него рубаху и, сгорая от смущения и какой-то бесшабашной вседозволенности, принялась целовать и гладить его сильное тело, наслаждаясь своей абсолютной властью над ним. Вскоре я была готова переступить черту и забыть навсегда о белоглазых демонах и магических кольцах. Мои пальцы принялись за ремень, а когда он поддался, я вдруг заметила на боку Ника странную, будто горящую огнем таинственную вязь, уходившую вниз на бедро. Какие-то знаки, словно… от клейма?
— Что это? — Я провела пальцами по загадочному рисунку.
Никита поморщился как от боли, отстранился и сел, старательно застегивая ремень.
— Неважно…
— Ник!
Но момент был упущен. Он поднялся, подхватил рубашку и быстро оделся. Накинув плащ, с кривой улыбкой протянул мне руку.
— Что-то мы задержались… Надо спешить.
Я молча приняла его помощь, стянула на груди шнуровку платья, надела туфли и, гордо вскинув голову, направилась к приоткрытой двери сарая. Душу разрывала невысказанная обида. Вроде все хорошо,
