Роман Артемьев
Хроники Аскета. Вторжение
Часть I
Проба сил
Мои родители умерли, друзья переженились и нарожали детей, сам я остался одиноким — не знаю уж, по какой причине. В каком-то смысле меня можно назвать «человеком-невидимкой»: исчезни я сейчас — и после непродолжительного беспокойства на работе обо мне будут помнить только немногие друзья. Постепенно забудут и они, закрутятся в своей жизни. Впервые эта мысль пришла ко мне в день тридцатилетия и с тех пор неотвязно возникает в голове.
Обычно я провожу отпуск в городе или уезжаю куда-нибудь один. Хочется отрешиться от привычной обстановки, какими бы хорошими ни были отношения с окружающими. Однако на сей раз не удалось отвертеться от приглашения отдохнуть в Средней полосе, на недавно открытом и потому дешевом туристическом маршруте. Старые друзья Ромка и Андрей любили всякого рода походы, бардовские песни у костра, были в этом деле спецами, в отличие от меня. Несмотря на женитьбу и рождение детей, они при первой возможности уезжали из города, вытаскивая меня с собой. В общем-то, они правы: надо чаще выбираться на природу. К сожалению, на работе возник очередной аврал, поэтому пришлось уехать на неделю позже, и к моему приезду группа уже ушла на маршрут. Придется перехватить их на полпути.
Однако по прибытии в маленький город Нижнеивановск обнаружилась не хорошо знакомая компания из отпускников, а деловитая суета спасателей МЧС: вся группа из десяти человек пропала, и было не ясно, где именно. Маршрут составлялся таким хитрым образом, что проходил через малолюдные места и включал в себя пещерный этап. Сейчас, после недавних дождей, часть пещер обвалилась, вести в них поиски было сложно, спасатели матерились и предлагали мне заняться своими делами.
— Почему считается, что ребята именно в пещерах? — Я сидел с представительницей турфирмы Катей и прикидывал свои дальнейшие действия.
Хмурая, расстроенная Катя объясняла, что из последнего контрольного пункта, Тряхино, можно добраться либо к пещерам, либо к болотам на северо-востоке, обогнуть их и подойти к Нижнеивановску с другой стороны. Когда группа выходила, они собирались именно к пещерам.
— Тогда давайте я съезжу в Тряхино, возьму там кого-нибудь, пройдусь до болот и обратно. Когда спасатели разберут завалы, неизвестно, а я могу что-нибудь найти. И делом займусь, и вас не стану нервировать.
Катя позвала директора, втроем мы договорились, что фирма организует мне проезд, а проводника и транспорт легко найти на месте. В тот же день я выехал в Тряхино, куда и прибыл на следующий вечер. Можно было бы приехать и раньше, но дорога не ремонтировалась со времен приостановки строительства коммунизма.
Я переночевал в деревенском домике, с утра же Сашка, деревенский мужик, согласившийся провести приезжего питерца по маршруту, потащил за собой. Как я уже говорил, я не любитель пеших походов, предпочитаю автомобиль, поэтому поначалу идти оказалось непривычно трудно. Потом вроде втянулся, но к вечеру ноги просто отваливались, голова гудела от усталости. Стоило опуститься на лежанку, как организм отключился — провалился в крепкий сон.
Утро вышло жутким. Сашка смотрел на меня с широченной улыбкой на лице: его явно забавляли мучения городского хлюпика. Выглядел мужик лет на сорок пять, но из-за легкого характера и привычки закладывать по всякому поводу особым уважением он не пользовался, хотя была у него репутация неплохого парня и знающего местность человека. Низенький, заросший бородой до самых бровей, Сашка чем-то напоминал мопса моей соседки. Тот тоже при случае норовил стянуть со стола кусочек чего-нибудь вкусненького, но за добродушный нрав ему прощали любые шалости. Я усмехнулся:
— Надо чаще вылезать из-за стола. Если наших найдем, буду каждый год к вам приезжать.
В ответ на это замечание на меня вылился бурный поток заверений в том, что все будет хорошо, кого нужно найдем, кого не нужно стороной обойдем — Сашка охотился без лицензии, — а вообще места замечательные, хорошие места, нигде таких мест нет. В общем, от меня требовалось только время от времени поддакивать — слова лились рекой, и скоро я знал о Сашкиной жизни и жизни его деревни абсолютно все. Кто женился, кто развелся, кто с кем гуляет, зачем Валька Косохин ездит в город и чем это может для него закончиться, и кучу других, абсолютно не нужных мне подробностей. Вот так, болтая, мы дошли до края болот, раскинули палатку и решили с утра пройтись по лесу: охотник мог заметить человеческие следы.
К вечеру зарядил дождь. Капель действовала на нервы, и несмотря на усталость долго не удавалось заснуть. После сегодняшнего марша тело хоть и гудело, но не так, как вчера. Куда-то девался привычный шум машин, свежие запахи и новые звуки пьянили и приводили в какой-то транс. Я лежал одновременно спящий и бодрствующий, не думая ни о чем, позволяя себе просто быть. Еще немного, и я провалился бы в сон, но мешал какой-то странный зуд — словно что-то внутри заставляло бодрствовать. Древний инстинкт, оставшийся от далеких пещерных предков, собиравшихся у костра и со страхом вглядывавшихся в ночь.
Сашка зашевелился, и наваждение пропало. Он внезапно что-то пробормотал, покрутил головой, сморщился, словно понюхал что-то неприятное, а затем полез из палатки. Я видел, что он захватил с собой ружье, и на всякий случай подтянул поближе маленький туристский топорик. Охотник стоял спиной ко мне, взяв ружье наизготовку и чутко прислушиваясь к окружающему лесу: поза его казалась настороженной. Костер потух, в свете луны видно было плохо, ночные тени обманывали зрение, и приходилось полагаться на слух. В такой обстановке немудрено обмануться.
Сашка уже собрался ложиться обратно и развернулся к палатке, когда из кустов за его спиной беззвучно взмыла размытая тень и обрушилась на плечи человека. От удара охотник рухнул на землю, его ружье вырвалось из рук и отлетело ко входу в палатку, прямо в мои руки. Я схватил его и выстрелил немного выше зверя, стремясь не столько попасть, сколько напугать, согнать его с Сашки. Расстояние не превышало трех метров, но, видимо, я промахнулся, потому что никакой реакции на выстрел не последовало, зверюга кинулась на меня. Мне удалось прокатиться у нее под брюхом, я резко развернулся и вскинул ружье — во втором стволе оставался неизрасходованный патрон. Мне повезло: бешеное животное — в тот момент оно казалось крупным волком — запуталось в поваленной палатке, и я мог спокойно прицелиться.
Условия для выстрела были идеальные — дистанция метра два, цель относительно неподвижна. Я задержал дыхание, нажал на курок, и… От увиденного волосы встали дыбом. Картечь, выпущенная из ружья, летела так медленно, что я четко видел траекторию всех трех маленьких горошин: они замедлялись по мере приближения к телу беснующегося зверя, пока не повисли в воздухе в нескольких сантиметрах от его тела, чтобы осыпаться на землю, не причинив твари никакого вреда. На мгновение я решил, что сошел с ума. Впрочем, злое рычание быстро привело меня в чувство, паралич прошел, и с диким криком я принялся избивать ружьем, как дубинкой, скованного тканью палатки зверя. От страха я лупил с такой силой, что скоро разбил в щепу приклад и стал пинать животное ногами, потом заметил топорик и фактически разрубил зверя пополам, прежде чем он перестал шевелиться. Только тогда, тяжело дыша от пережитого шока и обливаясь вонючим потом, я свалился у Сашкиного тела. Разодранное горло и неестественно изогнутая шея говорили, что помощь несчастному охотнику уже не нужна.
Вся схватка заняла от силы секунд двадцать, но чувствовал я себя так, словно пробежал километров десять как минимум. Сердце нервно колотилось не столько от усталости, сколько от пережитого ужаса — нормальная реакция для человека, даже в армии не служившего. Больше всего пугала чертовщина, творившаяся со вторым выстрелом. Я попытался убедить себя, что мне показалось, всему виной простой промах, но найденная в земле картечь убедила в реальности происходящего.
Потребовался, наверное, час, прежде чем я пришел в себя до той степени, чтобы выволочь тварь из палатки и при свете костра рассмотреть ее внимательнее. Вблизи было видно, что волком
