девушку за ворота деревни, а третий вытаскивал копьё из тела деревенского парня, который бросился её защищать.
Я стоял и слушал крики девушки, сначала не понимая, что всё увиденное мной — это не сон, а действительность. Возникшее было желание сбежать, как будто ничего не произошло, исчезло, как только я увидел, что меня заметили из деревни. Несколько глаз неотрывно смотрели за тем, что я буду делать. Я понял, что если сейчас отступлю, то никогда больше не смогу уважать себя.
Приняв решение, я пошёл наперерез солдатам, которые уже перегнули девушку через забор и закинули ей подол на голову. Девушка уже не кричала, а тяжело всхлипывала, один из солдат снял штаны.
— Так не пойдёт, ребята, — сказал я, через силу уняв дрожь в коленках и сделав невозмутимое лицо.
Солдаты недоумённо оглянулись на меня, видимо не понимая, чего от них хочет этот молокосос в пышных одеждах.
— Тебе чего, сопляк? — произнёс тот из них, что был без штанов.
— Ну, во-первых, не сопляк, а владелец этой деревни и замка, барон Максимильян, а во-вторых, как я уже сказал, так не пойдёт, — сообщил я, цедя слова и смотря на них так же, как смотрела моя мама на раздавленного таракана.
Мой тон и взгляд смутили их, они поняли, что перед ними дворянин. Не отпуская девушку, они повернулись ко мне.
— А что не так? — спросил один из солдат.
— Очень просто, — ответил я, полностью успокоившись, всё-таки веками вбиваемое плетьми почтение к дворянам давало мне преимущество. — Вот, например, это копьё чьё? — спросил я, показывая на окровавленное копьё того, кто заколол парня.
— Моё, — не понимая, к чему я клоню, ответил солдат.
— А что будет, если я прикажу своему слуге сломать его и он не заплатит тебе за него деньги? — спросил я солдата.
Солдаты нервно оглянулись по сторонам: одно дело — убивать деревенских увальней, а другое — попасть в руки слугам этого странного сопляка.
— Ну мне придётся оплатить стоимость копья своему господину, за свои деньги купить новое, да и плетей добавят за это, — запинаясь, ответил копьеносец.
Я внутренне засмеялся, они заглотнули наживку. Внешне же я остался невозмутим и, сделав недоумённое лицо, спросил:
— Тогда я по-прежнему не понимаю. Вы приходите на мою землю, хватаете моё добро, — я показал пальцем сначала на убитого парня, а потом на притихшую девушку, которая вслушивалась в наш разговор, — портите его, не платите денег и ещё оскорбляете при этом меня, потомственного дворянина?
Услышав разговор об испорченной вещи, наёмники вылупились на меня — теперь разговор об возмещении убытков до них дошёл. Всё было справедливо: испортил чужой товар или вещь — плати. До них также дошло, что эти деревенские люди для меня не более чем вещи. Их начало немного потряхивать, дело могло обернуться весьма плачевно: никто не будет защищать людей, портящих чужое имущество, да ещё и эти мои намёки на слуг, которые могли появиться неизвестно откуда.
— М-мы н-не з-знали, господин, — заблеял один из них, положив конец их общему ступору. — Простите, мы не знали, что они ваши люди. Нам просто разрешили развлекаться в этой деревне.
Я внутренне вздрогнул.
— Интересно, кто отдал такой глупый приказ? Наверное, какой-то ваш недруг, решивший вас подставить?
Солдаты упали на колени и запричитали:
— Да, господин. Мы чувствовали, что дело нечисто, но он уверял нас, что никто эту деревню не защищает и всё будет просто.
— И как его зовут, заявившего вам такое? — поинтересовался я.
— Барон Шаклю, — ответили солдаты. — Он ведь благородный, как и вы, господин, поэтому мы и поверили, олухи такие.
Моё сердце стало биться сильнее, когда я услышал имя того подростка, которому Гран прострелил ногу.
— Значит, слушайте меня, — решил я закругляться с представлением. — За эту, — ткнул я пальцем в сидящую на земле девушку, которая самостоятельно слезла с забора и теперь, опустив подол, сидела на земле, — вы мне ничего не должны, так как она не порченая, но вот за того, — мой палец указал на лежащий на земле труп, над которым уже стали виться мухи, — вам придётся мне заплатить. Это была хорошая вещь, приносившая мне доход, теперь я буду нести убытки из-за его отсутствия. Или, может, вы хотите вместо него таскать мне всю зиму дрова для замка?
Солдаты нервно затрясли головами в знак несогласия.
— Ну тогда заплатите за него пять кесариев, и мы расстанемся добрыми друзьями, — закончил я.
— Господин, — вскричали солдаты, падая перед моими сапогами, — это огромные деньги, мы за один месяц втроем столько не зарабатываем.
— Ну что ж, тогда придётся вам таскать дрова из леса, — скучающе произнёс я, глядя на свои ногти правой руки.
— Господин, у нас только три кесария и десять сестерциев, — завопили солдаты, судорожно выворачивая наизнанку свои кошели.
— Простить вас, что ли… — сделал я задумчивый взгляд.
Солдаты радостно закричали:
— Да, конечно, такой благородный господин, как вы, должен нас простить!
— Ну хорошо, уговорили, — ответил я солдатам через минуту раздумий. — Придётся довольствоваться тем, что у вас есть.
Солдаты радостно, пока я не передумал, протянули мне все свои деньги. Затем, кланяясь, попятились к дороге.
— Да, кстати, парни, — обратился я к ним. Солдаты, остановившись, напряглись. — Если захотите развлечься или друзья захотят, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. За указанную цену с одного человека я позволю вам делать что захотите, — улыбнулся я им улыбкой капиталиста с плаката времён Советского Союза.
Солдаты облегчённо выдохнули и, продолжая отступать, вразнобой заявляли, что они, пожалуй, воздержатся от посещения моей деревни.
Когда солдаты скрылись за поворотом, я дал волю своим чувствам и возбуждению, что копилось во мне всё это время. Руки и ноги у меня дрожали от страха, а челюсть нервно тряслась. Не выдержав напряжения, я осел на землю и стал смеяться как сумасшедший, повторяя:
— Идиот, вот идиот. Да они бы меня…
Девушка, сидевшая неподалёку, видя мой припадок, решила, видимо, что неизвестно, что было бы хуже: солдатское насилие или то, что с ней может сделать этот припадочный господин. Её испуганный взгляд в конце концов и привёл меня в чувство.
Сделав серьёзный вид, я встал, отряхнулся от пыли и приказал:
— Вставай, пошли за мной.
Девушка безропотно подчинилась. Навстречу нам выбежала вся деревня, вид был у всех встревоженный, и они испуганно смотрели на меня. Среди всеобщей тишины раздался женский крик, мать убитого бросилась к его телу.
— Кто староста? — спокойно произнёс я.
Ко мне бочком выдвинулся низенький мужичок.
— Приведите ко мне мать погибшего и родителей девушки, — приказал я.
Родители девушки подошли сразу, а мать парня оторвали от тела сына и силой привели ко мне.
Я достал из кошелька деньги солдат и отдал один кесарий родителям девушки, а все остальное — матери погибшего. Родители девушки недоверчиво смотрели то на меня, то на монету.
