— Так, что тут у нас, — спросил за спиной промелькнувший мимо Доцент. — Пятеро живыми? Неплохо, неплохо. А где трупы? Там?
Он исчез в соседней комнате, оттуда донеслись неразборчивые голоса — штабист опять что-то спрашивал, кто-то из его людей отвечал ему. Несколько мгновений — и Доцент вернулся, явно разочарованный. Хотя он тщательно старался не подавать виду, Олег, неплохо его знавший, легко мог прочитать по лицу штабиста, что тот надеялся увидеть кого-то если не среди схваченных живьем, то уж точно среди убитых при штурме, но ожидания его не сбылись. Интересно, промелькнула у Музыканта шальная мысль, не Дениса ли рассчитывал он увидеть? Тогда становится понятно, зачем он привез меня сюда. Своего рода очная ставка: вдруг я тоже как-то в этом замешан. Взятый с поличным Денис мог бы и сдать меня — если не специально, то случайно. Может быть, даже вырвавшимся словом или непроизвольным движением. Но, похоже, расчеты не оправдались. Ах, Доцент, Доцент, старый проныра, ты везде чуешь измену. Удивительно, что до Катастрофы ты не работал в какой-нибудь спецслужбе. Впрочем, кто, кроме тебя, может сказать наверняка, что за скелеты хранишь ты в своем шкафу?
— Знаешь кого-нибудь из них? — спросил Доцент Олега, указывая рукой на стоявших под охраной Валеры пленников.
Музыкант помотал головой.
— Первый раз вижу. И тех, которые на диване, тоже. Доцент, если ты думаешь, что я как-то в этом замешан — забудь. Глупая идея. Я не играю в мятежи.
— Ты не играешь, — рот Доцента искривился жесткой усмешкой, — некоторые твои знакомые… заигрываются. Впрочем, к ним, похоже, у меня претензий тоже нет. Пока. Будь другом, на убитых тоже глянь. Случайно ни с кем из них не общался? Да не смотри на меня волком — ни в чем особенном я тебя не подозреваю. Просто — мало ли, вдруг опознаешь. Вот вроде и не так уж много народу после Катастрофы выжило, а ведь вполне много для того, чтобы не знать друг друга в лицо. А я пока с этими побеседую…
Доцент хотел было уйти, но снайпер схватил его за рукав.
— Ну? — недовольно спросил штабист. — Что еще?
— Иришку домой отправь, хорошо? Пусть досыпает.
— Сейчас. Саша, подойди-ка…
Щуплый кучерявый парнишка подбежал к ним, торопливо кивнул.
— Что?
— Там в моем джипе дама сердца этого, — Доцент ткнул пальцем в Олега, — молодого человека. Возьми свою машину и быстренько отвези ее, куда она скажет. Ясно? Только по-настоящему быстро: у нас сегодня ночью дел невпроворот. Все, Саша, действуй.
Штабист повернулся к Музыканту.
— Все? Доволен? Давай, попробуй пока опознать кого-нибудь. Вдруг получится?
Олег шагнул в небольшую спальню. Тусклого желтоватого света большого переносного фонаря едва хватало, чтобы рассмотреть лица двух убитых, лежавших бок о бок на узкой кровати. Снайпер подумал мельком, что фонарь ему скорее мешает, чем помогает: проще было попытаться опознать этих людей в полной темноте. Неестественно бледные лица, черные провалы глаз, резкие тени превращали убитых в мимов, над которыми тщательно поработали гримеры. Нет, наверное, их он тоже не знает. Так и нужно сказать Доценту.
Музыкант вышел обратно. За те несколько минут, что он рассматривал трупы в спальне, в квартире почти ничего не изменилось. Но теперь на диване оставался только один из пленных, с неумело перемотанным предплечьем. Второй куда-то исчез. Не было видно и штабиста. Олег похлопал по плечу караулившего все так же стоявших в коридоре захваченных мятежников Валеру:
— Доцент где?
— Туда пошел, — мотнул Валера головой в сторону кухни, указывая направление кончиком большого мясистого носа. — С одним из этих, — нос указал на пленных. — Вопросы задает.
С кухни, дверь которой была небрежно прикрыта, тотчас же донесся шум и вскрик. Олег поморщился. Похоже, Доцент с пленными церемониться не собирался. Ладно, пойдем посмотрим и послушаем, что там творится. Заодно скажем, что никого из мятежников знать не знаем и видим в первый и, надеемся, последний…
Раздался грохот падающего стула. Дверь распахнулась, и снайпер едва увернулся, чуть не получив дверью по лицу. Штабист выметнулся из кухни, лицо перекошенное, взгляд совершенно безумный.
— Едем со мной, — рявкнул он, ополоумевшим вихрем подхватывая Музыканта. — Все в машину, живо. Да живее, я сказал.
Никто ничего не понял, а Доцент уже был за дверью и бежал вниз по лестнице, развевался черный плащ, гулко стучали каблуки, а штабист только кричал — быстрее, быстрее, — и тогда остальные, как будто заразившись от него, наступая друг другу на ноги и толкаясь в узких дверях, посыпались по ступеням вниз вслед за ним.
— Да что случилось-то? — спросил снайпер.
Водитель Сережа, видимо понимавший своего высокопоставленного пассажира без слов, бросил автомобиль вперед. Бегемотья туша серебристого джипа прыгнула в густой мрак зимней ночи, полыхнула ярко-белыми плошками фар, мерный рык мотора легко заглушил далекую перестрелку. Из-под колес разлетался снег. Сережа гнал машину по безлюдным улицам, и безжизненные светофоры мертво смотрели им вслед, вспоминая те времена, когда от них еще что-то зависело.
— Эти сволочи, — тяжело выдохнул Доцент, — собрались взорвать плотину.
Вслед за джипом Доцента, ревя двигателями и безжалостно полосуя ночную темноту широкими лучами фар, неслись еще две машины, битком набитые бойцами. Лишь трое человек остались сторожить пленных, да еще двоих штабист послал за подкреплением.
— Если они успеют взорвать плотину, — крикнул прямо в ухо Олегу Доцент, — нам уже будет все равно — есть у нас пленные, нет у нас пленных… Они тогда, даже проиграв, подложат всему городу такую свинью, что мы за несколько лет дерьмо не разгребем. Даже в том случае, если они умудрятся смыть всех крыс, во что я, признаться, не верю: слишком уж эти твари живучие.
— Как ты узнал?
— Как, как, — проворчал штабист, — мои мужики одному там яйца по-быстрому прищемили. Олег, ну что ты смотришь на меня, как на врага народа? Лучше, если они сейчас рванут плотину?
— Сука ты, Доцент, — выдохнул Олег.
— Какой есть, — зло ответил его собеседник. — А ты, дорогой мой, пока что щенок. Подрасти еще. Мал пока на старших тявкать. Про меньшее зло слыхал? Ну, нос-то не вороти, дружок. Что, по-твоему, лучше: позволить каким-то уродам рвануть плотину и угробить несколько тысяч людей или сделать одному из них немножечко больно? Да что с тобой, Олег? Ты же сам готов был стрелять в них? И сейчас готов. Или я ошибаюсь и зря тебя с собой взял? Ты только скажи — я тотчас машину остановлю и тебя высажу.
— Едем дальше, — глухо отозвался Олег. — Стрелять я все еще готов, хотя и не хочу. Но одно дело в бою, а другое — пытать пленных…
— Договорились, — буркнул в ответ Доцент. — Знаешь, что еще я тебе скажу? Радуйтесь со своим Денисом, что не вы в Штабе состоите, а мы. Есть кому копаться в дерьме, а вам остается только критиковать да нос воротить, когда не нравится. Что, опять я что-то неприятное сказал? Извини, Олег, тебе кто-то обещал, что будет легко? Если обещал, то поверь мне, что он, подлец, тебе соврал.
Музыкант, слушая вполуха, что там говорит штабист, вспомнил простенькую черно-белую карту, украшавшую газетную страницу. Это было давно, за несколько лет до Катастрофы, когда страна изо всех сил пыталась удержать рвущуюся на волю мятежную горную республику. Мрачные бородачи с фанатичным огнем в глазах чудились тогда на каждом углу, всякая забытая в автобусе сумка могла обернуться бомбой, любой звонок с предупреждением о теракте тщательно проверялся. В те времена обсуждался вопрос: что случится, если террористы доберутся до Города и, например, взорвут плотину.
Вот на газетной картинке стрелочка тыкается острым носом в плотину, и для тех, кто не понимает, о чем речь, написано большими буквами: «ПЛОТИНА». Вот стилизованный взрыв, похожий на колючий букет. От взрыва по ПЛОТИНЕ бежит черный зигзаг трещины, а оттуда несколькими волнообразными линиями намечен прорыв воды. Дальше — жирная линия, рассекающая город на две неравные части: та, что
