если постараться вести себя по-разному, в зависимости от обстоятельств? Сочетать плюсы, избавиться от минусов. Превратиться в своего рода оборотня, меняющего шкуру по собственному желанию. Это будет обретение целостности, примирение находящихся в вечном раздрае половинок — или всего лишь житейский конформизм? Ладно, об этом мы поразмышляем на досуге…
Внутренний пеленгатор уверенно указывал на арку справа. Музыкант не стал спорить и послушно повернул. Похоже, сегодня ночью крысы отказались от патрулирования этих мест. Или сверхъестественный игрок расставил фигуры таким образом, чтобы Олегу проще было проскользнуть сквозь раскинувшуюся по порубежью сеть крысиных постов. Да какая, в сущности, разница? Главное — достичь цели.
Олег не сразу понял, куда ведет его стрелка компаса, ожившего в его разуме, но после очередного поворота сообразил, что встреча состоится все в тех же заброшенных гаражах типографии «Мега-Пресс». Просто сейчас он идет другой, незнакомой дорогой, и его тайное чутье тщательно оберегает хозяина от того, чтобы столкнуться ненароком с крысиным патрулем.
Интересно, для чего оно бережет Музыканта?
И почему он верит, что Флейтист его ждет?
— Ты пришел завершить начатое? — спокойно спросил Флейтист.
В лапе он сжимал пистолет, но держал его стволом вниз. Автомат Олега тоже не был направлен на крысу. На столе стоял аккумуляторный фонарь, светивший ярким направленным лучом в потолок. Крыс накинул на фонарь какое-то жалкое подобие абажура, чтобы чересчур ослепительный свет не бил по глазам, но все равно приходилось отворачиваться.
— Я тебя сильно зацепил? — вопросом на вопрос ответил Олег.
— Неплохо. — Крыс пожал плечами. — Ты старался. Судьба рассудила иначе, но ты до последнего использовал все, что она тебе предоставила. Молодец. Молодец, сверхоружие людей. У вас неплохие шансы, пока ты жив.
— Я вот никак не могу понять… — Олег медленно, стараясь не спровоцировать Флейтиста на стрельбу, сел на расшатанный старый стул. — Почему ты ерничаешь?
— Я? Ерничаю? Даже не думал. Просто у вас, у людей, умение говорить правду как-то позабылось. Это же так трудно — сказать то, что думаешь. Вы заменили правду целым ритуализированным искусством общаться намеками, оговорками, недоговаривать, читать между строк… А когда вы слышите, как кто-то высказывает то, что у него на самом деле на уме, вы принимаетесь искать скрытый смысл, делать вид, что он смеется, шутит или, как ты выражаешься, ерничает. Помнишь Гамлета?
— Не очень. Я, знаешь ли, не был с ним знаком.
— Догадываюсь, — сухо сказал Флейтист. — Я тоже. И в Эльсинор судьба меня не заносила. Но я не о том. Для того чтобы говорить правду, ему пришлось прикинуться сумасшедшим. «Гамлета»-то ты, кстати, читал? Он потоньше, чем «Война и мир», у тебя были шансы его одолеть.
— Читал-читал, — отмахнулся Олег. — Он не был единственным сумасшедшим в Эльсиноре, честно говоря.
— Конечно. И ты считаешь это нормальным положением дел?
Крыть Музыканту было нечем. Крыса вела разговор совершенно безжалостно. Умная, тварь.
— Судя по твоему молчанию, все-таки не считаешь. Ну ладно. Не буду вызывать в тебе комплекс вины. Излишняя рефлексия тоже вредна. Скажи уже наконец, зачем пришел. Мне положить оружие? Тебе так будет легче?
Музыкант кивнул. Крыс неторопливо спрятал пистолет в кобуру.
— Я пришел, — сказал Олег, — потому что привык. Несколько разговоров с тобой — и все, я попался. Подсел. Ты как наркотик. Один раз попробовал — и все, никуда не деться. Без общения с тобой у меня наступает ломка. Мне реально больно, понимаешь!
Он едва не выкрикнул последние слова.
— Я ни с кем не могу говорить так, как с тобой! Зацени это — ни с кем! Нет такого человека, с которым мне было бы так же легко, как с тобой. Я же… Я же ненавижу тебя. Ты — враг. Я в тебя стрелял, и не один раз. Да ты лично меня чуть не убил. Вот, я рассказал. А теперь объясни мне, почему ты меня здесь ждал?
— Чуть — не считается. Хорошо. Значит, то пытаемся убить, то стараемся объяснить, что без меня жизнь — уже не жизнь? Любопытно. Вот она, двойственная природа человека, о которой так любили рассуждать ваши философы. Ладно, тебе проще будет, если я заверю тебя в том, что мне тоже тяжело без общения с тобой? Хотя на самом деле ты тянешься не ко мне — тут ты прав. Мы — враги, и с этим ничего не поделаешь. Будет новый повод, не станет никакой возможности отвертеться — и ты опять выстрелишь в меня. Пока что мир устроен именно так. И успеем ли мы его переделать — это вопрос. Так что тебе не я интересен. Тебя интересует доверие, а если ты не можешь, за небольшим исключением, получить его от своих родичей, то ты тянешься ко мне. Ведь, как ни крути, я ни разу не предавал тебя. Если я враг — то враг честный. Я прав?
— Наверное, да.
— Хорошо… — задумчиво протянул хвостатый собеседник Музыканта. — А ты интересен мне. Каким бы ты ни был, несмотря на то что ты тоже враг. Несмотря на пулю, засевшую в моем плече. Интересен, и все тут, потому что с тобой можно разговаривать, а со многими из моих сородичей — нельзя. Бесполезно с ними разговаривать. Ну что, с этим разобрались? Что дальше делать будем?
— В смысле?
— В самом прямом. Как нам жить дальше? Желая говорить друг с другом и понимая, что в любой момент нам могут приказать стрелять друг в друга. Вот скажи, Музыкант, ты смог бы рассказать своим про меня? Рассказать, что уже несколько месяцев втайне от других ходишь сюда, чтобы поговорить с крысой. С крысой, которая понимает ваш язык. С крысой, которая, чего уж тут скрывать, смертельно опасна.
Ответить было очень просто. Олег вспомнил, как пришел в Штаб, чтобы рассказать о своей встрече с Флейтистом. Вспомнил, что до сих пор так и непонятно, что же случилось с Львом Федоровичем Сверзиным, которому не посчастливилось встретиться с говорящей крысой. Представил себе, как медленно багровеет лицо Вась-Палыча, которому он расскажет о своем новом знакомом. И как нахмурится Доцент, а затем снимет знаменитые золотые очки и, протирая их платком, как бы ненароком спросит, почему он сразу во всем не признался.
И многие, слишком многие, стоит им узнать о том, что Музыкант, оказывается, дружит с тварью, скажут, что так и знали. Что от глухого снайпера, парня со странностями, всего можно ожидать. И они ничуть не удивлены открывшейся правдой.
— Нет, — твердо сказал снайпер. — Не мог бы.
— И я своим не смогу, — так же твердо сказал крыс. — Ни тем, кто главнее. Ни самому крысиному королю.
— Он и правда король? — полюбопытствовал Олег.
Ему тут же вспомнился полузабытый мультфильм «Щелкунчик», в котором крысами предводительствовал многоголовый уродец. Неужели и тварями правит такое же чудовище — несколько сросшихся воедино крыс? Он представил себе эту омерзительную тварь и судорожно сглотнул.
— Ну да, — спокойно подтвердил Флейтист. — Мы его слушаемся, а тех, кто с ним не согласен, отправляют в тюрьму или на каторгу, а то и просто съедают, — его отпрыск станет править нами, когда отец умрет. Почему бы его не звать королем?
— Съедают? — не поверил своим ушам Музыкант. — Вы что же, едите своих?
— Думаешь, как же отвратительно быть крысой? Как я понял, у людей это не очень распространено. А у нас — увы, это норма. Ешь других, пока не съели тебя. Но мы отклонились от темы разговора.
Олег предпочел промолчать. Он всегда понимал, что крысы живут как-то иначе — совсем не так, как люди. С другой стороны, выслушивать подтверждения своих страшных кошмаров — не самое приятное занятие.
— Противно? — участливо поинтересовался его серый собеседник. — Ладно-ладно. Даже мне противно, чего уж тогда про тебя говорить. Так вот, у нас все очень просто: сильные грызут слабых. Заставляют их работать на себя. Отправляют воевать в первых рядах, чтобы они подохли и не путались под лапами. А при удаче — пристрелили парочку ваших. Мы ведь быстро размножаемся, ты знаешь.
