– Что, так плохо? – участливо поинтересовался Осьма. – Болезнь какая-то?
– Да нет, здоров я. – Анисим тяжко вздохнул. – Тут другое дело. Удачливости бы мне, хоть немного. Казалось бы, все хорошо, все как у всех, а как-то так выходит все время…
Анисим говорил, не поднимая глаз и не глядя на собеседников, те тоже примолкли, Осьма даже перестал почесываться.
– Поп говорил, что Христа в тридцать три года распяли… мне тоже тридцать три. Стал десятником, хозяйство доброе, детишек четверо выжило… троих-то Господь прибрал… а все не так! Десяток от меня ушел, из детей только девки выжили, хозяйством с братьями делиться надо. И всю жизнь такое творится! Только-только все хорошо устроится… и – бац! Как сквозь пальцы удача уходит! Вот и сейчас: ты, Леха, думаешь, я не заметил, что тебе мое желание десяток из младшей стражи набрать не понравилось? Все я заметил! И ты – старший наставник, мимо тебя – никак! А ведь как хорошо могло выйти! Опять удача мимо прошла!
Осьма скорчил рожу и подмигнул Алексею, тот понимающе покивал.
– Вот я и думаю, – продолжал Анисим, – может быть, мне волхва удачу привадить поможет? Нет, вы не подумайте, я язычеством не опоганился – посты блюду, к исповеди и причастию хожу, на церковь жертвую, но… не помогает же! Ну, схожу разочек к волхве… отмолю грех потом – не смертный же!
– Не смертный, – подтвердил Осьма, – но проистекает от смертного, от греха уныния. Семь грехов потому смертными и называются, что от них иные грехи проистекают.
– И чего ж делать? – тоскливо вопросил Анисим, все так же не поднимая глаз.
– Сходи к волхве! – уверенно ответил Алексей, одновременно отмахиваясь от открывшего было рот Осьмы. – Мне Настена тоже не взялась помочь, не насмехалась, правда, но не взялась Саввушку лечить. Я к Нинее и пошел. Пути Господни неисповедимы, кто знает, может быть, Господь испытывает тебя: готов ли ты рискнуть спасением души ради благополучия ближних? Ты же не о себе печешься – о семье, о дочках?
– Конечно! – Анисим поднял наконец глаза и благодарно посмотрел на Алексея. – И покаяться же потом можно!
– А цена? – возмутился Осьма. – Ты хоть представляешь себе, ЧТО волхва от тебя в уплату потребует?
– Я не нищий! Серебришко водится!
– Да не о серебре я! – Осьма возмущенно хлопнул себя по бедрам. – На кой ей твое серебро? Вон с Лехи она вообще ничего не взяла, только велела отроков со тщанием обучать, так в Воинской школе и ее отроки учатся…
– Ну, отслужу как-нибудь, – с непоколебимой уверенностью в благополучном исходе ответил Анисим. – Удача-то уже при мне будет, выкручусь.
Осьма, пользуясь тем, что Анисим на него не смотрит, покрутил пальцем у виска и развел в стороны руки, как бы говоря: «Я сделал все, что мог». Алексей проигнорировал пантомиму купца и ободряюще кивнул бывшему десятнику.
– Вот и правильно. Я думаю, что плата с тебя будет такая же – отроков учить. Но не для себя, не только тех, кого в свой будущий десяток выбрать захочешь, а всех. И обмануть волхву не получится – сразу же заметит, что ты одних учишь тщательнее, чем других. Понял меня?
– Ну конечно! И греха в том никакого не будет – христианское же воинство обучать станем!
Осьма вдруг остервенело зачесался и заявил:
– Все, Леха, не могу больше, на себе рубахи досушим, поехали!
– Да не ползает по тебе никто, это ветерком волосья шевелит, зарос ты шерстью, как собака…
– Все равно! Поехали, а то один уеду!
– Ладно… собираемся.
Немного не доехав до Нинеиной веси, всадники приостановились.
– Ну, не передумали к волхве ехать? – спросил спутников Осьма. – Тогда разъезжаемся. Я быстренько, по краешку и в крепость…
– Да что ты, как тать в ночи: «быстренько, по краешку»? – Алексей насмешливо глянул на купца. – Не съест тебя там никто!
– И хорошо, что не съест, я невкусный, но зря глаза мозолить тоже не хочу… Ну, я поехал.
Алексей и Анисим проводили купца глазами, Анисим прокашлялся и спросил:
– Слушай, а чего это ты меня все перебивал? Осьма только что-то интересное говорить начнет и прервется, вроде оговорился… я только его спросить хочу, а тут ты влезаешь. Ты что, приставлен к нему, чтобы лишнего не сболтнул?
– Не те это оговорки, Аниська, не те! И никто меня к Осьмухе не приставлял, он и сам ни полсловечка лишнего не скажет. А если вдруг как бы оговаривался, да сам себя обрывал на полуслове, то это он от других мыслей нас отвлекал.
– Мудрено что-то ты сказываешь… как это «отвлекал»?
– А вот так!
Алексей махнул перед лицом Анисима правой рукой, словно ловил на лету муху, потом сложил ладони вместе, подул на них и раскрыл. На ладонях лежало кольцо от уздечки. Анисим округлил глаза.
– А… ты как это?
– Очень просто, ты же сам все видел: взял кольцо из воздуха. Тут только одна хитрость: не забыть на ладони подуть.
– Колдовство?
– Эх, Аниська, Аниська… колдовство. Да скоморохи еще и не такое показывают, что, не видал никогда?
– Не-а. Так не колдовство?
– Ох, ну что с вами делать будешь? Зрелые мужи, а как дети! Смотри: вот я держу в левой руке кольцо. Видишь?
– Ага…
– Но держу так, чтобы незаметно было, а правой рукой у тебя перед носом вожу – внимание отвлекаю. Ты на левую руку и не глядишь. Потом складываю ладони вместе, и кольцо оказывается между ними. Потом раскрываю ладони и… у тебя глаза выпучиваются! Понял?
– Хитро! Надо бы запомнить, дочек повеселю!
– Повесели, повесели… Вот так и Осьма!
– Что Осьма? – озадаченно спросил Анисим.
– Ты уже забыл, с чего разговор начался?
– Нет, помню, только кольцо-то тут при чем?
– М-да, Аниська, не зря тебя Настена… Я тебя отвлекал от руки, в которой кольцо держал?
– Отвлекал.
– Так и Осьма нас своими оговорками, якобы случайными, отвлекал от мыслей, по которым разговор краем скользнул. Ты варежку раззявил на оговорку, значит, от той мысли, которую Осьма скрыть хотел, отвлекся. Вот и все!
– Так что же, выходит, что ни одному его слову верить нельзя? Обведет, обманет?
– И в чем же он тебя обманул?
– Ну… не знаю. Но обманул же?!
– Не знает он! А такую пословицу слыхал: «Не хочешь, чтобы врали, – не спрашивай»? Ты что, поп, чтобы перед тобой исповедоваться?
– Нет, но как-то нехорошо…
– Нехорошо в чужие дела нос совать! Прищемить могут, а то и оторвать… вместе с башкой.
– Это верно…
Некоторое время ехали молча. Алексей искоса посматривал на бывшего десятника, а тот молчал, углубившись в какие-то свои мысли. Наконец, когда впереди уже показались дома Нинеиной веси, Анисим неожиданно робким голосом попросил:
– Леха, ты это… не оставляй меня с волхвой одного… боязно как-то…
– Ну что ж вы, как дети малые? Один мошкары боится, другой… Видал я всяких кудесников! Вон у
