когда охотник спешился у входа в трактир, с тревогой кивнул на деревянные ступени:
— Заходи и поднимайся по лестнице справа. Да девчонку свою здесь оставляй, мои ребятки присмотрят за ней. Дела не слишком хороши.
Кай оглянулся. Только теперь он обратил внимание, что обычное для этого поселка многолюдство не было подкреплено привычной дорожной суетой. И купцы, и погонщики, и стражники словно чего-то ждали. Не менее трех десятков подвод готовы были отправляться в путь, лошади фыркали, мотали головами, не понимая, отчего возчики не понукают их трогаться с места.
— Присмотри за лошадьми, — вручил уздцы Каттими Кай. — Мне кажется, что мы здесь не задержимся. Да не отходи от хиланцев, у второго подворья мелькнула рожа Таджези.
— Я бы с большим удовольствием встретилась с Такшаном, — процедила сквозь зубы Каттими. — Конечно, позавтракав для начала.
— Пока позаботься, чтобы позавтракали наши лошади, — попросил Кай.
Он не был слишком уж встревожен появлением Таджези, хоть кто-то из отряда Туззи должен был встретиться ему на тракте. Но тревога, которая отпечаталась на каждом лице, волей-неволей передалась и ему.
В трактире Кай не сразу стал подниматься наверх. Сначала он подошел к стойке трактирщика и заказал ему два кубка бульона и десяток пирожков с мясом. Еды у путников было достаточно, но хотелось перекусить горячим.
— Чем все так напуганы? — спросил Кай, отсчитывая медяки. — И в зале у тебя пусто, хозяин. Что случилось? Дошли слухи о предсказании беды для Кеты?
— Не случилось, так случится, зеленоглазый, — пробурчал тот. — Предсказаниями нас не испугаешь, мы о случившемся уже радеем. Давно ты не заглядывал в наши края, а то бы зря не спрашивал. С юга уже с неделю ни одной подводы не было. Верно, пакость какая на тракте завелась. А пакость как жирное пятно на тростниковой бумаге: капля крошечная, а след большой. И до нас может добраться.
— Так ты чего хотел? — удивился Кай. — Не кончилась ведь еще Пагуба. Кубки и пирожки отнеси девчонке. Она с двумя лошадьми у коновязи должна быть. Кликнешь Каттими, отзовется.
— Ну что ты там застрял? — завопил с лестницы Шарни.
Крохотную комнатенку на втором этаже трактира охраняли двое из нанятых Шарни женщин. Вид их со стиснутыми в кулаках пиками был столь грозным, что Кай не сдержал улыбки.
— Еще двое живы? — спросил Кай толстяка, прикрывая за собой дверь.
— Живы, — отмахнулся Шарни, возясь в крохотной комнатушке с тяжелым свертком. — Девки что надо. Стараются. Двое в Кете, присматривают там за товаром.
— Не боишься того, что я услышал в песне Варсы? — поинтересовался Кай.
— Да чего там? — отмахнулся Шарни. — Никто, кроме тебя, не слышал ничего в ее песне, значит, и не было там ничего. Да и чего бояться? Мне за себя не страшно, я уж повидал кое-чего. Молодежь вся сейчас по ореху промышляет, их в городе нет. А остальные? Навалится беда, присмотримся да отпрыгнем, а то ведь кричать у лучшей крепости Текана, что она рухнет сейчас, — обсмеют. Впрочем, чего зря болтать, давай-ка быстрее закончим наши дела и разбежимся. А?
— Куда ты торопишься? — спросил Кай.
— Домой, — пробурчал толстяк. — Хумати, по твоей милости, гоняет сейчас цеховых и стражников. Арсенал перевозит в старательские поселки, есть там острог. Так что, чем быстрее вернусь, тем лучше сохранюсь. О другом я сейчас думаю — как мне теперь снова в Хилан попасть? Я шкурой чувствую: плохие денечки наступают. Подожди, если так дальше пойдет, нынешняя Пагуба благоденствием будет считаться против той, что наступит. Эх…
— Что случилось в Кете, чего я не знаю? — насторожился Кай.
— Там ничего не случилось, если не считать вчерашний уход той самой глазастой гадалки, о котором ты уже знаешь, но здесь скоро случится, — взялся перекусывать бечеву зубами Шарни. — Эх, парень, добрый ты человек, но плохие вести разносишь по Текану. Может, унесешь зло из Кеты? Ладно, не обижайся. Поверь мне, охотник, волк в темном лесу — очень страшно, но волк на деревенской улице — еще страшнее. Похоже, скоро вовсе переползет тракт до Ламена на правый берег Эрхи. А то и вовсе один сплав останется. Хотя чего там, от Ламена все одно дорога на юг через речку чертит да в степь уходит.
— Говори яснее! — потребовал Кай у толстяка, который вовсе запутался в завязках свертка.
— О том, что давно подвод с юга не было, слышал? — спросил Шарни.
— Слышал уже, — кивнул Кай. — Ну мало ли какая пакость завелась?
— Пакость? — выпучил глаза Шарни. — По слухам, на две сотни лиг чуть ли не все деревни, что в стороне от тракта, приделанными сделались! А вчера подвода пришла с востока, из леса. Ага, с солониной. Так и возница приделанным оказался, и мальчонка при нем. Так бы, может, и сошло, но старик один, что мясо выторговывал, из тертых оказался, повидал кое-что. Человечину в мясе признал. Тут кое-кого потом наизнанку выворачивало. Так вот этот возница сразу старику голову открутил, а пока его с мальчонкой зарубили, еще троих порвать успел!
— Откуда они берутся? — задумался Кай. — Мора уже давно нет, все приделанные, что остались, в лесах схоронились. Или не так?
— Невыморенные это, — прошептал Шарни. — Или не слышал? Слух давно ходил, только я ему не верил. Будто бы новые приделанные объявились, ну вроде как наколдованные. Эти-то, что нас на выезде из леса ждали, ну, как ни крути, ну воины. Мало ли как их тот, что говорил с тобой, в свою гвардию приписал, а когда детишки, старики уже клыки кажут да черной кровью исходят! Как жить? Куда оглядываться? Чего ждать? Ну знаешь ведь, как раньше бывало? Заморится деревенька, одна или две семьи приделываются. Ну дальше понятно, считай, что зверями становятся. Или вот, пока приделанного рубят, он кого-нибудь зацепит. Ну так и тогда восемь из десяти чернеют да мрут, одного лихорадка, как тебя недавно, выколачивает, правда, редко кто выживает от такого, и один только приделывается. А теперь вроде бы колдовство какое приделывает селян. Ходит колдун по дорогам, при нем служка в золотом колпаке. Колдун пальцем тычем, а колпачник приделывает. Или наоборот. А кто не приделывается, того на вертел или в соль. Понятно?
— Золотой колпак, говоришь, — задумался Кай. — Тот самый, что в лесу на нас орду гнал?
— Точно! — зашипел Шарни и потащил к локтю рукав, показывая посеченное ранами предплечье. — Тут с утра дозоры ходили, так я вроде и с ярлыком, а уж замучился кровь пускать. Да мне кажется, что я уже и сам приделываюсь!
— Брось, — махнул рукой Кай. — Ты лучше ружье-то показывай, показывай, если спешишь.
— Вот, — наконец сбросил холстину Шарни. — Смотри, парень.
Под холстиной обнаружился аккуратный, не слишком большой кожаный чехол, похожий на чехол для секиры, и приличный подсумок, который, впрочем, можно было без труда приспособить и на лошадь, и на себя подвесить. Шарни ловко открыл клапаны чехла и вытянул наружу ружье. Кай восхищенно выдохнул. Даже на первый взгляд похвальба Шарни имела под собой все основания. Ружье значительно уступало размерами оружию, размолотому нечистью в чаще, но, судя по его внешнему виду, было совершенным. Стальной ствол длиной в два локтя и толщиной в два с половиной пальца, укрепленный стальными же обвязками, примыкал к выполненному из лучшего кедра ложу. У обратного конца ствола был устроен затейливый механизм, с нижней части ложа под фигурной бронзовой скобой выполнен привод ударного устройства. Основание приклада было натолсто подбито войлоком, с его правой стороны поблескивала серебряная инкрустация.
— Хармахи? — прочитал надпись Кай.
— Да, — кивнул Шарни. — Это имя мастера. Один из лучших, если не лучший.
— И он не боится ставить свое имя на оружии? — удивился Кай.
— Точно так же, как ты не боишься его носить с собой, — раздраженно хмыкнул Шарни. — Хотя Хармахи осторожнее тебя. Его никто не видел. Никто не знает под этим именем. И я засыпал серебром хиланских оружейников, а с глазу на глаз с этим самым Хармахи так и не встретился. Говорил один раз, но и то лица не видел. Пустота его знает, с кем я говорил на самом деле. Но всего, чего хотел, добился. Хотя порой мне казалось, что и нет никакого Хармахи, а просто старшины цехов Хилана сговорились и придумали такое имя. С другой стороны, зачем им это надо? Зачем тратиться на клейма? Не проще ли было вовсе обойтись без имен?
