ответ, но Кай готов был поклясться, что она скрывает за губами ядовитые клыки.
— У меня тоже домишка нет в Хурнае, — продолжил купец, как будто услышал ответ на первый вопрос, запахнул сплошь покрытый бисером кожух, кажется, гуще, чем у того же Аиша. — В Аке есть, но я там редко бываю. Не нравится мне Ак. Сухой город. Не в смысле погоды, а скучный. В Хилане интересно, в Зене. Особенно в Зене. Там народ всякий, да и уже то, что у города стен нет, только у замка, да и то не стена, а ограда, само собой располагает. Какого только народу нет. Иногда такого наслушаешься! Раньше, когда смотрители по городам за людьми следили, хуже было, а теперь такое всплывает! Вот будь у меня в достатке монет, чтобы лет так пять не дергаться, только бы и делал, что бродил по рынкам да разговоры записывал. А потом заказал бы дорогие свитки в серебряных футлярах, нанял бы писцов да записал все истории, как сказки от купца Пая. И был бы я самым знаменитым человеком во всем Текане на долгие годы. А на торговле что шелком, что шерстью — славы не составишь.
— Торопиться надо, записывать-то, — не сдержался, вступил в разговор Кай. — Говорят, в Хилане прорезался новый смотритель. А там и новый иша проклюнется, закончится Пагуба, и вернутся старые порядки.
— О том и речь! — оживился купец, подпрыгнул так, что зазвенели накрученные на его шею амулеты и обереги. — Конечно, никогда нельзя быть уверенным, что порядки будут именно старыми, но время записывать еще есть. Да и многое уже удалось записать, правда, пока что, — купец постучал по собственной голове, — вот сюда. Но ничего, свитки не свитки, а пару десятков листов пергамента я всегда сумею сшить, чтобы записать все. Вот прямо в Хурнае и начну. Не затруднит вас прослушать одну или две истории, чтобы высказать свое, так сказать, мнение? Может быть, следует подправить рыночные сказания высоким слогом?
— Прямо теперь хочешь начать? — с досадой почесал затылок Кай.
— Ну не сразу, конечно, — замотал головой Пай. — Насколько я успел понять за прошедшие две недели, господин охотник слишком занят поправкой здоровья? Не подумайте ничего плохого, я имею в виду упражнения на палубе. Размахивание удивительным черным клинком, всякие движения. Признаюсь, даже пару раз бился об заклад с боцманом, что господин охотник обязательно посечет ему канаты, но ни разу так и не выиграл.
— Хитрее боцмана на море никого не бывает, — рассмеялась Каттими. — А я-то думала, что ж он все пристает к Каю, заставляет поклясться, что тот в случае посечки канатов должен будет заплатить специальную канатную пошлину? А он, выходит, со всех сторон прикрылся!
— Вот как? — приуныл купец. — Тогда я отложу свой рассказ до вечера. Надо будет пересмотреть несколько предстоящих пари.
К вечеру ветер утих. Кай смотрел на море, на небо, на появившиеся на юго-востоке очертания далекой земли и вспоминал, каково ему было три года назад устроить в далекой рыбацкой деревне на островах не кровно, но родных ему людей. Как трудно потом пришлось вытаскивать их оттуда, чтобы перевезти их в Текан, потому как участились набеги на острова диких некуманза на длинных, выдолбленных из огромных деревьев лодках. И как нелегко было отыскать место в Текане, где даже во время Пагубы они могли чувствовать себя в безопасности. Искал ровно до того дня, пока не понял, что в безопасности его близкие не могут чувствовать себя нигде. Ни до Пагубы, ни вовремя Пагубы, ни после нее. А ведь у них уже появились и дети. Надо бы было навестить их, но отправляться к ним теперь или даже позже значило наслать на них несчастье. А не наслал ли он несчастье на Каттими уже тем, что однажды заглянул ей в глаза и задержал взгляд чуть дольше, чем следовало?
— Тихо, — прошептала Каттими, подошла сзади, положила острый подбородок на плечо Кая. Ткнулась носом в завитки черных волос у его уха.
— Недолго осталось тишины, — заметил охотник. — Еще пара недель, и пойдут шторма. У берега еще ничего, а в открытое море редко кто рискует соваться. Вот и наш капитан идет к Зене. На реке спокойнее.
— А мы? — чуть слышно спросила Каттими. — Зачем тебе в Хурнай? Вряд ли ты найдешь в огромном городе того же Ваштая из клана Тьмы. Кто его там знает? А если бы и знали, этот аккец мог пойти в любой город. А Кессар, как я помню, уже погибла. Нечего тебе делать в Хурнае.
— Знаешь, — Кай продолжал смотреть на море, — мне кажется, что мы скоро встретимся с ним.
— Опять жажда? — забеспокоилась Каттими.
— Вроде да, а вроде и нет, — пожал плечами охотник. — Странная какая-то жажда на этот раз. Едва доносится. Будто бы скачет Ваштай на лошади вдоль берега моря Ватар и кричит мне: «Я здесь, скоро, скоро». Далеко, но слышно. Громко кричит, наверное.
— Тем более нам нечего делать в Хурнае, — зарылась в волосы Кая носом Каттими.
— Я понимаю тебя, — ответил Кай. — Боишься, что столкнусь с Васой или с Мити? Или стану разбираться с женой урая за эти проделки тринадцатого клана? Хотя ведь следовало бы, уж не знаю, как этот самый тринадцатый клан борется с Пустотой, но выцеливают они тебя с этой Пустотой вместе. Есть о чем поговорить с Этри, есть. Но кто я и кто она? Хотя понятно, что тринадцатый клан растет из города на прибрежных холмах. Но есть там человек, с которым я хотел бы поговорить. Раньше мне это удавалось без труда. Интересный человек, хотя и очень непростой. Пережил то, что немногим пришлось пережить. Перед самой Пагубой даже стал смотрителем всего Текана, а потом все как-то, к его счастью, сошло на нет. Ашу его зовут, и раньше, и теперь он старшина стражи проездной башни и, одновременно, начальник тайной службы Хурная. Ты пойдешь со мной на встречу.
— Хочешь, чтобы я его отвлекала от важного разговора? — надула губы Каттими.
— Хочу, чтобы ты не дала ему меня убить, — ответил Кай. — Или кому-то меня убить. Ведь я буду спрашивать его о важном. К примеру, о том, что, скорее всего, его человек убил урая клана Смерти. Я в этом почти уверен. Думаю, что он не хотел бы, чтобы такая весть дошла до Сакхара, сколько бы воинов там ни осталось.
— Без этого никак нельзя обойтись? — еле слышно прошептала Каттими.
— Никак, — твердо ответил Кай.
— Как ты думаешь, — спросила она совсем уже мягким голосом, — этот самый страшный крылатый Пангариджа уже забыл обо мне? Я даже не говорю о том, что не понимаю, зачем я вообще ему сдалась. Ты ведь помнишь, что, если с тобой что-то случится, я с ловчим Пустоты не справлюсь? А Такшан? Я уж думала, что забуду это имя. Васа и Мити, наверное, не единственные воины в тринадцатом клане. А те две тысячи пропавших туварсинцев, которым этот изготовитель рыбьего клея, или кто там еще, отращивал когти? Где они? Чего они хотят? А колдун, что унес тот рог? Думаешь, тати у него закончились? А те двое из леса близ Кеты? Я ведь помню их имена, помню. Анниджази и Харш. Сколько подобных им? А Истарк? Мне так он кажется страшнее всех прочих. Ты помнишь, мы нашли в Аке дом, куда должны были отдать лошадей, если бы отправились в Ак? Ведь он был продан хозяином как раз в тот самый день, когда мы разбирались с таким же домом в Туварсе. Да, гадостей в Аке его хозяин наделать не успел, но часть кровли в пристрое к основному дому разобрал. И даже насест для этого Пангариджи соорудил! А Туззи и Таджези? А ну как они отправились в Хурнай? А те трое всадников? Один из них, я так поняла, был Паркуи? Ты думаешь, что семь из двенадцати так же легко подставят свои глинки под собственную кровь, как это сделала Пера? А Хара? Хара, чей меч ты носишь на поясе? Ведь он тоже обещал разобраться с тобой, не так ли? Хара, которого, как я поняла, нельзя убить? Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — рассмеялся Кай. — А если добавить еще и то, что на дорогах полно разбойников, а в лесах немало еще пустотных тварей, то единственное, что могло бы продлить нашу счастливую жизнь, — это стоянка в открытом море подальше от страшных берегов. С одним только не знаю, как быть, а вдруг придут бури?
— А может быть, мы купим небольшое судно и будем плавать по Хапе? — спросила Каттими. — От Намеши до Хурная и обратно.
— А речные пираты? — так сурово сдвинул брови Кай, что девчонка рассмеялась.
— Да ну тебя, — укусила она охотника за мочку уха. — Послушай. Ты так смотрел на эти острова, как будто забыл на них что-то дорогое.
— Да, — кивнул Кай. — Кроме отца, которого я толком не знал, и матери, не знаю, что с нею теперь, у меня не осталось кровных родных, но близкие, считай, что родные, еще есть. Я давно их не видел, но
