— Сержант Брадзинский, — ещё раз представился я, показывая свою полицейскую бляху с номером.
— Я так и понял, милостивый государь, — даже не взглянув на меня, отрезал учёный. — А теперь потрудитесь постучать в дверь и прикажите этой дуре, чтобы она меня впустила!
Мне пришлось пройти вперёд, подёргать дверную ручку, приложить ухо к замочной скважине и прислушаться. Изнутри доносился мелодичный перезвон кружек, похабные застольные анекдоты и нетрезвый женский хохот на неприличные шутки.
— Боюсь, что сегодня сотрудницы уже не смогут вам помочь. То есть даже если бы захотели, то всё равно не смогли бы.
— И что же мне делать, милостивый государь?
Доктор Бормуцкий смотрел на меня так, словно хотел клюнуть крючковатым носом в глаз.
— Приходите завтра.
— Думаете, завтра они будут трезвые?
— Вообще-то праздник официально продолжается три дня. Вы попали на первый. Но у сотрудниц библиотеки, как правило, высокий порог социальной активности. Возможно, если вы придёте в девять, то к двенадцати у вас есть шанс точно что-нибудь получить.
Про себя я умолчал, что с таким же успехом можно получить и в рыло, всё зависит от того, в какой стадии похмелья и с какой ноги завтра встанут наши милые дамы.
— Я буду жаловаться в управление культуры! В министерство образования! Шефу полиции округа! Ваш город надо закрыть за вопиющее пренебрежение к нуждам прогрессивной науки!
— Добро пожаловать в Мокрые Псы, — приветливо козырнул я и ушёл, даже не оборачиваясь на его истеричные вопли. Мой долг сотрудника полиции был исполнен — приехал по вызову, выслушал жалобу, принял все меры к оказанию помощи. Исчерпав служебные полномочия, предложил решить возникшие недоразумения путём мирных переговоров завтра. Чего же большего? Вот и отвалите…
Вечером, часов в восемь, мы сидели с Эльвирой в баре, превышая рекомендованную муниципалитетом суточную норму пива, обмениваясь новостями и впечатлениями. Так что разговор, естественно, съехал на скандального учёного доктора, которому почти удалось подпортить мой идеальный день.
Моя деятельная красотка тут же полезла в Интернет в сотовом.
— Так, так, так… Бормуцкий, говоришь?
— Да. Готфри Бормуцкий. Так он, по крайней мере, мне представился.
— Смотрим, что у нас есть. Бермудский, Монмутский, Бормуцкий… Ага-а! Знаешь, а он и вправду учёный. Альтернативный историк, непроверенные факты и подтасовка цитат вне контекста, но этот чёрт автор трёх довольно успешных в узких кругах книг. Одна из которых, «С граблями за Граалем», даже претендовала на премию «Золотой ляп года», а вторую, «Артюрчик и медвепуты», даже собирались экранизировать. По данным Накипедии он потомок того самого гота, который в шестьсот тридцать первом году попал в плен при взятии города Парижска, тогда ещё крепости Парижск… После долгих споров совет отцов города приговорил его к смерти в кипящем масле. Впрочем, сваренный гот никому не понравился, а вот метод приготовления запомнился, был запатентован и до сих пор лучшая картошка фри продаётся именно в Парижске.
— Очень верно, — припомнив свои студенческие деньки и бумажные кульки, наполненные жаренным до угольков картофелем, ностальгически облизнулся я.
— Самое трогательное, — глядя в экран сотового, продолжала Эльвира, — что уже через сто пятьдесят лет гильдия кулинаров Парижска добилась, чтобы этого варёного гота возвели в ранг святых, и до сих пор тридцать седьмого февраля празднуется День святого Гот-Фри Бормута. Чёрточка постепенно стёрлась. Так вот Готфри Бормуцкий был назван в его честь.
— Получается, что мы имеем дело с настоящим потомком святого?
— Похоже, так. И главное, ни в коей мере не с преступником, — церемонно чокнулась со мной Эльвира. — Ирджи, прошу тебя, ты же знаешь традиции. Никого не арестовывают в Хмеллоуин! Повторить?
Да ладно, я по его наглому лицу видел, что это чисто научный тип, никак не связанный с уголовщиной. И всё-таки, всё-таки, всё-таки…
Мы хорошо посидели, поболтали ещё о том о сём, я проводил её до дома и лёг спать. Заснул практически мгновенно, сказалась праздничная усталость с избытком впечатлений.
Утро началось буднично: пиво, завтрак, пиво. Пьяные прохожие на улицах уже не радовали. Чмунк на работу не явился, сказавшись больным, и я его понимаю. Краснокожему выпускнику Гавгарда совершенно не улыбалось второй день подряд напиваться в хлам.
Флевретти старательно пытался приготовить коктейль из томатного сока и прокисшего пива, но, судя по его непрекращающемуся иканию, результат был всё ещё неудобоварительным. Шеф пришёл на работу только к двенадцати дня, почему-то злой и необщительный. Видимо, опять поругался с супругой из-за тёщи.
Сводка происшедшего за ночь подтверждала скучную статистику пьяных дебошей, семейных драк, хождения по улице в голом виде, двух разбитых витрин, угнанного с автостоянки детского самоката, похищения и вознесения на крышу пятиэтажного дома асфальтового катка и ровным счётом ничего интересного.
Всё интересное началось только после обеда, когда в участок неожиданно заявился автор книги «С граблями за Граалем» собственной персоной.
— Милостивые государи, — без экивоков ворвался он в кабинет шефа, когда мы с комиссаром разливали четвёртый литр. — Я рад сообщить вам, что нахожусь на пороге гениального открытия, тесно связанного с судьбами мира и историей Мокрых Псов. Мне удалось связать планы горных разработок окрестностей вашего города с древними легендами. И теперь моё имя будет прославлено навеки. А все прочие лауреаты Гнобелевской премии от зависти пусть утопятся в своих же унитазах!
— Ваше здоровье! — гостеприимно кивнул Базиликус. — А что, собственно, хочет от нас будущий лауреат Гнобелевской премии?
— Мне нужен представитель законопорядка, готовый спуститься со мной в шахту, дабы официально засвидетельствовать моё открытие. Полагаю, это будете вы, милостивый государь.
— Я? — удивился комиссар. — Нет-нет, мне ещё нужно выпить три литра пива, а в четыре часа жена поставит фаршированных лягушек в духовку, и если я не прослежу за ними всеми (за женой, за лягушками, за духовкой), то опять останусь без ужина. А постоянные пельмени вредны моей фигуре.
— О да, этот вечный русский пельменный фастфуд, — без всякой тени сочувствия поморщился доктор. — Но, милостивый государь, ваше имя могло бы стать наравне с такими помощниками великих учёных, как собака Павлова, лошадь Пржевальского и яблоко Ньютона.
— Нет-нет, это слишком великая честь. Но ради прогресса науки я дам вам своего лучшего сотрудника. Даже двух. Брадзинский!
Я встал и вытянулся по стойке «смирно».
— Флевретти!
В ответ из коридора раздался мирный храп и тихое причмокивание губами.
— Что ж, — развёл руками шеф. — Вам достался один лучший сотрудник. Сержант, на остаток дня вы поступаете в распоряжение… как вас там?
— Доктор Готфри Бормуцкий, и скоро это имя будет знать каждый школьник! Что ж, сержант, вы понадобитесь мне сегодня в восемь вечера. Потрудитесь не опоздать и быть хотя бы относительно трезвым. Я буду ждать вас на вокзале, милостивый государь.
Кто бы знал, как он уже достал этим старомодным обращением. Доктор развернулся на выход, но комиссар остановил его, словно вспомнив о чём-то важном:
— А вы уже получили разрешение муниципалитета на проведение чего-то там в шахтах? Большинство из них находится в аварийном состоянии.
— Разумеется, милостивый государь, как я мог забыть. — На стол перед шефом лёг официальный бланк подтверждения полномочий доктора Бормуцкого, подписанный в характерной для нашего мэра манере — оттиск пятачка, перемазанного чернилами, и две-три невнятные закорючки под ним.
