— Я недавно начал, — смущенно и важно признался Бийран. — Прочел «Плоды страсти» и не смог удержаться. Какие нечеловечески прекрасные строки! Столько силы, страсти, души в них! И кто бы мог сказать, что эти строки принадлежат сванду?! Ни следа кеннингов. Рагнарссон — великий поэт, и он прав: у народа Ойкумены есть чему поучиться. Пора отбросить устарелые формы и обратиться душой…
Альдис опять перестала слушать.
Современная поэзия Ойкумены, прочно вошедшая в моду Мидгарда за последние двадцать лет, казалась ей отвратительной и манерной. Как и сентиментальные романы с Континента, над которыми любили проливать слезы чувствительные барышни.
Вот что по-настоящему завораживало, так это висы древних свандов — стихи, подобные заклинаниям, скрывающие смысл за иносказаниями-кеннингами, как скорлупа ореха скрывает нежную сердцевину.
Еще Такаси научил ее любить хокку, за безыскусной простотой которых таилось величайшее мастерство.
Висы, хокку… А хотя бы и бесконечные эпические поэмы бхатов! Все лучше, чем тяжеловесные любовные томления! Свандский просто не приспособлен для того, чтобы на нем писали эти вычурные вирши!
— …и вот я решил в меру своих скромных сил предаться творчеству.
— А? Да, здорово.
— Услышь же меня! — Бийран закатил глаза и начал с чувством декламировать:
Вспомнился учитель изящной словесности — нервный, прямой, словно проглотил шпагу, с вечно брезгливой гримасой на скорбном лице. Ах, жаль Эвандр Эпиоф не мог сейчас послушать Бийрана!
— Ну как?
— Что «как»?
— Как тебе мои стихи?
Под преисполненным гордости взглядом мальчишки Альдис стушевалась.
Сказать правду, это как котенка под живот пнуть. Но и соврать язык не поворачивался.
— Э-э-э… очень оригинально. Я такого никогда не слышала.
— Правда? — обрадовался Бийран. — Я сейчас тебе еще почитаю!
— Может, после? — Она попробовала прорваться к лестнице. — Скоро обед заканчивается, надо на полигон.
— Погоди! — Сванд догнал курсантку и ухватил за руку.
Разве так хватают? Альдис еле сдержала желание дернуть руку и провести подсечку. А не сдержала б, лететь Бийрану носом в пол. Жалко остолопа.
— Слушай! Эти стихи я написал, когда думал о владычице моего сердца, безраздельно завладевшей всеми моими помыслами!
Да, это даже не ойкуменовская лирика. Это и вправду что-то особенное.
Всеотец, только бы не расхохотаться парню в лицо!
— Эй, вы что это тут делаете?
Недовольный голос Моди застал ее врасплох.
Пока Бийран демонстрировал свои успехи на стезе стихосложения, сванды успели покинуть аудиторию. Трое «братьев» стояли рядом, и вид у них был самый что ни на есть угрожающий.
Сейчас придется врать и выкручиваться. Йотунов Бийран с его йотунской лирикой! Только бы парень не проговорился, что видел ее выходящей из аудитории!
В том, что поклонник изящной словесности имеет отношение к братству, Альдис совсем разуверилась после прекрасных строк.
Сокурсник не подлец, он просто безобидный идиот.
— А. — На тонких губах Беовульфа заиграла снисходительная улыбка. — Это Бийран из моей комнаты и его… подруга. Все в порядке, пошли.
— Но что они тут делали? Подслушивали? — уперся Моди.
— Пошли, я тебе потом расскажу.
— Что расскажешь?
Девушка тоже не отказалась бы узнать, что именно Беовульф собирался рассказывать Моди. Утихшие было подозрения разыгрались с новой силой.
Не понравилась ей ухмылочка сванда. Многозначительная такая. И тон, которым он слово «подруга» произнес, не понравился.
А вот Бийран проникся:
— Спасибо, друг. Я читал прекрасной деве стихи.
— Угу. — Беовульф еще раз ухмыльнулся и потянул своих спутников в сторону лестницы. — Пойдем, а то опоздаем на полигон!
И они ушли. Совсем ушли.
Было обидно. Вроде и не выдала себя ничем, но теперь «братья» ее надолго запомнят. Проклятый Бийран!
— Вот еще сонет, который я сочинил…
— Извини, мне надо идти, — скороговоркой бросила девушка и побежала вниз по лестнице.
Хватит на сегодня лирики!
Хельг Гудиссон
