— Прошел уже месяц.
— Да, я знаю. — Гурда покраснела. — Прости, я поговорю с ней завтра.
— Мы поговорим.
— Да, конечно, мы.
Стол накрыла тень — рядом, сердито сложив руки на груди, стояла Гвендолен.
— Кто обидел ребенка? — грозно спросила она. — Почему Лакшми вернулась в комнату вся в соплях?
Тэфи показала язык:
— Поверить не могу — Гвен пришла заступаться за обиженных. Рагнарёк на пороге?
— Неа. Я пришла за моим учебником, который она тут оставила. Доверяй вам после этого ценные вещи… и, кстати, Альдис… — Она хихикнула. — По дороге встретила Бийрана — он искал тебя.
— Мамочки!
Курсантка вскочила как ошпаренная.
— Не советую, — предупредила Гвен, угадав ее намерение. — Он может ждать внизу. Или на лестнице.
Что за идиотская архитектура в корпусе первокурсников?! Единственная лестница из комнаты вела вниз, в холл.
Девушка сползла под стол и забилась в щель между скамейкой и стеной.
Только бы пронесло!
Гвен присела рядом.
— Ой, а я тебя вижу…
— Отвернись, пожалуйста! Меня тут нет!
Гальтка снова хихикнула:
— Как же нет, когда вот она ты? Ладно, ладно, исчезаю…
Теперь было видно только ее сапоги.
— Так, учебник я нашла… Посижу-ка с вами немного. Вдруг Бийран придет. Я не могу это пропустить!
Кто-то опустился сверху на скамью, и чужие ноги окончательно перегородили обзор.
— Так и будешь прятаться? — раздался над головой укоризненный голос Тэфи. — Не жалко тебе его?
Альдис промолчала.
— Ты не можешь вечно бегать. Когда-нибудь придется поговорить.
Когда-нибудь придется. Но не в этот раз.
После чтения ойкуменовской лирики у Бийрана совсем потекла лодка. Парень приставал к Альдис на совместных занятиях, подкарауливал ее после лекций, назойливо предлагал свою помощь, снова читал стихи и все время говорил, говорил, говорил. Рядом с ним девушка почти физически ощущала, как тонет в чужом велеречивом словоблудии: уже через пять минут уши словно забивало ватой, а разум отказывался воспринимать смысл сказанного.
И главное — совершенно непонятно, что с ним таким можно сделать? Он не дразнился, не пытался поссориться. Он, кажется, даже не издевался…
— Ума не приложу, чего ему надо? — пожаловалась как-то Альдис подругам.
Джинлей только хмыкнула, Гурда странно посмотрела, а вот Гвендолен не упустила возможности поехидничать.
— Действительно, чего бы ему могло быть нужно? — обманчиво-невинным тоном спросила она в пространство.
— О чем ты, Гвен? Говори прямо.
— Слушай, ну не надо притворяться невинной кошечкой, — вмешалась Тэфи.
— Я не притворяюсь.
Тэфи вгляделась повнимательнее в ее лицо и прыснула:
— Да втюрился он!
— Врешь! — Отчего-то она ужасно разозлилась. Захотелось накричать на Тэфи, чтобы та не молола ерунды. — У тебя от общения с Фридмундом остатки мозгов ветром выдуло.
— Да не вру я! Честно.
— Точно, — подключилась Гвендолен. — Все девчонки давно знают, ты одна не замечаешь.
— Идите вы…
Но ушла как раз Альдис. Сбежала под насмешливые комментарии подруг, забыв конспекты на столе. И долго еще потом наворачивала круги по тропинке для утренних пробежек, переваривая обиду непонятно на кого.
На себя, наверное.
А Бийрам продолжал ухаживания методично и упорно, совершенно не считаясь с окружающей реальностью. И надо бы выбрать время, чтобы объясниться с ним раз и навсегда: элементарная порядочность требовала подобного…
Альдис трусила.
Это было ужасно, позорно, недостойно… но мысль о разговоре начистоту, который необходим и неизбежен, приводила ее в трепет. Легче делать вид, что по-прежнему не понимаешь ситуацию, и надеяться, что Бийрану скоро надоест.
Увы, не надоедало. Сванд был одним из тех прямолинейных упертых упрямцев, что, раз наметив цель, двигаются к ней, не сворачивая, не спеша и не снижая скорости, и могут идти годами.
Намеков он тоже понимать не умел.
— Да поговори ты с ним, чего так переживать? — удивлялась Тэфи.
Легко советовать — «поговори».
Разговор означал готовность взять на себя ответственность. За жизнь Бийрана, его поведение, его влюбленность, его разочарование. Альдис не чувствовала себя готовой.
Она вообще не была готова отвечать за кого-то, кроме себя. Ну, может, немного за подруг. И за отца — хотя он далеко, и он взрослый, сам справится. И за Такаси (хотя тот тоже взрослый и тоже далеко). И за…
Короче, и так список немаленький получался.
Как вести себя с Бийраном? Что ему говорить, как убеждать?
Будь она малахольной девицей из любимых ее поклонником романов с Континента, она нашла бы верные слова. Что-нибудь вроде: «Я ценю ваши чувства, милорд, но сердце мое навеки отдано другому и похоронено рядом с ним. Ничто в сем бренном мире не в силах разжечь в душе огонь прежней страсти. Цветок моей юности зачах прежде, чем раскрылся, только хлад могилы отныне будет мне укрытием. Молю вас понять и простить. Вы еще молоды и сможете утешиться с другой».
О Всеотец! Разве люди так говорят?!
Нет, идею искать нужные слова в сентиментальных романах Ойкумены сложно назвать удачной.
Своих слов, чтобы «объясниться» с сокурсником и при этом не обидеть и не ранить, у девушки не было.
— Это не очень-то честно, знаешь?
Хотелось сказать что-нибудь вроде: «Я знаю, Тэфи». Но зачем? Это ничего не меняло.
Под скамейкой было пыльно.
— О, Бийран! Снова здравствуй, — промурлыкала Гвен голосом сытой кошки. — Давно не виделись.
— Приветствую тебя, Гвендолен. И остальных прекрасных дев, что собрались здесь. Ты, должно быть, забыла, но мы виделись всего несколько минут назад. Внизу, прямо у лестницы, ведущей в эту комнату. Ты прошла мимо, я поздоровался и спросил, не видела ли ты свою белокурую подругу. Ты ответила…
— Я помню.
— Ты ответила, что не видела и не знаешь, где она. Тогда я спросил, куда ты направляешься, и ты сказала, что в зал для занятий. И довольно справедливо заметила, что эта комната — единственное место,
