парамобиль.
Отец даже не стал ночевать в поместье: отпустил шофера и сам сел за руль, выжимая из машины максимум скорости. Потом была ночевка на почтовой станции, ранний подъем и снова утренняя тряска по почти пустой дороге. Если бы не тревога и ожидание наказания, Юлия просто наслаждалась бы этим путешествием.
И вот теперь они в центре столицы и поднимаются на верхушку самого высокого здания в городе.
— Последний этаж. — Оператору пришлось повысить голос, чтобы его услышали. Но отец только отрицательно покачал головой и показал медный жетон.
Что было изображено на жетоне, Юлия рассмотреть не успела, но оператор сразу закивал головой, закрыл дверь и дернул блестящий латунный рычаг, находящийся с краю. Лифт взревел и одним рывком подпрыгнул еще выше.
Нет, за дверью был не чердак и не крыша, просто небольшой круглый зал и двустворчатая дверь из мореного дуба. Отец кивнул в сторону двери:
— Давай, иди.
— А ты?
— Я буду ждать здесь.
Девушка медленно повернулась к двери. Снова нахлынуло ощущение беды. Для чего они здесь? Какой выговор ждет ее за этой дверью?
Она сделала шаг и остановилась.
— Юлия! — окликнул отец.
— Что?
Он обнял ее торопливо и небрежно.
— Ничего не бойся. Просто честно отвечай на вопросы, не робей. Ну, ты же не маленькая.
На прощанье отец погладил ее по голове и подтолкнул в сторону двери.
Залитая светом комната. У нее необычная форма. Прямо напротив двери, а также по правую и левую руку — панорамные окна-эркеры. Вспомнилась гигантская конструкция из стекла и металла в форме шестеренки, венчавшая верхушку здания.
«Я внутри этой шестеренки».
Она сделала несколько шагов вперед — очень уж любопытно посмотреть на город с такой высоты — и только тут заметила худого темноволосого мужчину за массивным столом у окна.
— Госпожа Юлия Принципас из рода Юлиев?
— Да, это я.
— Подойдите сюда. Присаживайтесь. Да-да, садитесь — не надо так робеть. Мое имя Янис, и я разрешаю вам так ко мне обращаться.
Юлия осторожно опустилась в широкое кожаное кресло.
Внизу был город. Мраморное великолепие квартала патрициев, серый камень государственных учреждений. Купеческие дома утопали в зелени, блестела вытертая бесчисленными ногами брусчатка, вдалеке терялись в дымке многосемейные дома из красного кирпича, давно почерневшего от сажи и копоти. Дымили трубы, по улицам сновали парамобили, лигерады, конные повозки. Люди сверху казались маленькими разноцветными козявками. Город бурлил, волновался, двигался, жил.
— Вы нервничаете?
— Да. Немного.
— Я собираюсь задать несколько вопросов о вашей семье.
Она понятия не имела, кто этот человек и чего ему нужно, но сомнений не возникало: все происходящее не случайно. Назвавшийся Янисом имеет право задавать вопросы. На которые отец велел честно ответить…
— Задавайте.
— Вы ведь полукровка?
Знакомое и обидное слово резануло слух. Незнакомец даже не пытался изъясняться поэтичными метафорами, которые так любили учителя Юлии.
Полукровка, разумеется. Можно подумать, он сам не видит. Пепельные косы и бледная кожа, форма скул и глаз — все выдавало в ней чужачку в толпе черно-, русо— и рыжеволосых соотечественников. Только глаза у Юлии отцовские — темные, с такими же темными ресницами и бровями.
— Да, моя мама родом с Архипелага.
— Вам приходилось бывать в Мидгарде?
— Мы жили там шесть лет. Потом отец вернулся в анактерию.
— Помните что-нибудь из своего детства до переезда?
— Немного. Помню, как мы жили… — начала отвечать Юлия и растерянно замолчала, потому что вопрос прозвучал на свандском — языке Мидгарда, языке ее матери.
Незнакомец довольно кивнул.
— Хорошо. Язык вы знаете, — продолжил он на свандском с почти безупречным выговором. — Вы повторяли его?
— Отец требовал, чтобы я тренировалась.
— Ваш отец, госпожа Юлия, очень мудрый и дальновидный человек. Но знанием языка ваши таланты не ограничиваются, ведь так? Вы занимались фехтованием?
Юлия молчала, ошарашенная резкой сменой темы.
— Ну, не бойтесь. Занимались?
— Мне наняли учителя. В Мидгарде это принято…
— Но вы не оставили занятий, когда переехали? — перебил незнакомец, в упор разглядывая Юлию.
— Нет, — прошептала она и опустила глаза, ожидая нотаций. Однако собеседник не собирался читать лекцию о недопустимости подобного поведения для барышни.
— Хорошо. А стрелять умеете?
— Немного.
— И я слышал, что вы учились управлять паромобилем?
— Совсем чуть-чуть. — Ей удалось взять буквально пару уроков, но девушка надолго запомнила упоительное ощущение скорости, свободы и собственной власти над железным чудовищем.
— Сколько вам лет?
— Четырнадцать… будет.
— Прекрасный возраст, — с чувством прокомментировал Янис. — Подруги, первые балы, внимание кавалеров, стихи в альбом…
Девочка сжала зубы. Этот человек издевался над ней.
— У вас есть какие-нибудь мечты, планы на будущее?
Всему есть предел. Особенно откровенности перед незнакомцами.
— Нет.
— Что, совсем нет? — Он казался расстроенным.
Юлия молчала.
— Ну, вы же видите себя кем-то через десять лет? Не стесняйтесь, можно мечтать на полную. Хотите замуж за анакта?
— Нет.
— Нет? Ну хорошо… просто за знатного патриция?
— Нет.
— Не хотите замуж? Почему?
— Не хочу.
— Очень жаль, что вы так враждебно настроены и не желаете быть откровенной, — покачал головой мужчина. — Боюсь, без откровенности с вашей стороны у нас ничего не получится. Вы можете быть свободны, Юлия Принципас.
