задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.
На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: «Ты сможешь. Ты же моя дочь».
Она сможет. Она прославит свой род, и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.
Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.
— Заходи, дитя, не стесняйся.
Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из ордена Блюстителей на острове любили и уважали — он был добрым человеком.
Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.
— Садись, милая, не бойся меня. — Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся.
У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что
— Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.
Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.
Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он — настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом — волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.
— Расскажи про себя, Альдис, — сказал храмовник. Голос у него был удивительный — густой, звучный, вкрадчивый.
— Меня зовут Альдис Суртсдоттир. — Звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. — Я из Акульей бухты.
— Это далеко?
— Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.
— Ты родилась там?
— Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.
— Почему?
— Мой отец не ладил с эрлой Ауд — это его сестра, моя тетя.
— Почему?
— Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.
— Расскажи, чем вы там занимаетесь?
— Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.
— А твоя мама?
— Она умерла, когда я была маленькой.
Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию, и ущипнула себя.
— Ты любишь свою тетю?
Альдис помедлила. Будь перед ней обычный храмовник, она могла бы солгать. Дети должны почитать и любить своих опекунов — это угодно Богу-Солнцу.
Что-то внутри подсказало, что отцу Гуннульву врать не стоит.
— Нет, — призналась она. — Не люблю.
— Ты ненавидишь ее?
— Скорее она ненавидит меня. Я не знаю за что.
— А ты?
— Я просто хочу быть от нее как можно дальше.
— Значит, ты хочешь поступить в академию, чтобы сбежать от тетки?
— Нет! — Она осеклась, испугавшись своего яростного протеста.
Говорят, душеведы могут узнать о человеке все что угодно, просто поговорив с ним достаточно долго. Можно ли переиграть храмовника? Как глубоко готов он залезть в чужую душу и что нужно сделать, чтобы скрыть от него самое сокровенное, самое важное и болезненное?
— Чтобы сбежать от эрлы Ауд, не нужно поступать в академию, отец Гуннульв. У меня есть другие родственники. Я хочу быть пилотом. Очень хочу. Я год готовилась.
— Успокойся, дитя. Не надо нервничать, я тебя не обижу. Лучше скажи…
Голос у храмовника был ласковым, на тонких губах играла теплая, чуть рассеянная улыбка. Он весь излучал внимание и симпатию. С ней никто не был так ласков уже очень давно. Но все это было только ширмой, а глаза не лгали. Пытливый, ищущий взгляд после каждого вопроса — храмовник словно что-то пытался нащупать, проникнуть в душу Альдис, разобрать на части и посмотреть, как она устроена. Расслабляться было нельзя.
— …потому что я обещала отцу, что поступлю в академию и стану пилотом. Такаси учил меня кобудо и кэмпо. Но у меня плохо получалось…
— А почему плохо?
— У нас было всего шесть месяцев, а Такаси любит повторять, что к мастерству идут всю жизнь…
Вопросы вежливые, вопросы нейтральные, вопросы-ловушки… Храмовник плетет сеть из вопросов, как паук паутину. О чем ты мечтала в детстве? С кем дружила? Что ты больше всего любишь? Чего боишься? Мягкий, вкрадчивый голос, пытливые голубые глаза. Храмовник что-то ищет в Альдис. Отворачиваться нельзя, нельзя закрываться, нельзя паниковать, ее защита — это наивность и спокойствие.
— Почему ты боишься меня, дитя?
— Потому, что моя судьба и жизнь в вашей власти. Я чувствую себя беспомощной.
— Тебе не нравится это чувство?
— Не нравится. Слишком часто мне приходится его испытывать.
Время остановило свой бег. Осталась только эта комната, остался улыбчивый мужчина и вопросы, вопросы, вопросы…
— Значит, ты хочешь выполнить последнюю волю своего отца?
— Да! И еще я хочу послужить своей стране!
Что-то очень личное прорвалось сквозь все препоны, которые воздвигла Альдис в своем сознании, и храмовник откинулся на спинку стула. Паук доволен, он поймал жирную муху в свои сети.
— Ты хорошая девочка, Альдис, и хорошая дочь. Из тебя получится славный солдат.
Девушка кивнула, чувствуя, как наивно-глуповатая улыбка прилипает к губам — не отдерешь. Что сумел увидеть храмовник-душевед? К чему были все эти вопросы? Не ляпнула ли она чего-то такого, за что потом придется расплачиваться?
— Можешь вернуться в двенадцатый кабинет. — Храмовник подписал зачетный лист. — Там оформишь бумаги. Увидимся на Виндерхейме. — Он успокаивающе улыбнулся, а Альдис снова кивнула, как чжанский болванчик.
Только когда за спиной захлопнулась дверь, она позволила себе выдохнуть и взглянуть в полученные бумаги. Куча врачебных пометок и замечаний, понятных только специалисту, пятерки по всем
