прямо под дождь. Хорошая работа! Должны подойти с первого раза, никакой отсебятины, это местная конструкция. Я их и подсмотрел на другом мотоцикле, особенно понравились ячеистые гнезда для ружей. Не теряя времени, подручные мастера тут же начали сноровисто прикручивать багажники на посадочные места вытащенными из карманов хромированными болтами, умудряясь при этом не попадать под струи, тут и там стекающие с тента. А сам мастер, наплевав на работу, повернулся ко мне и зарядил длинную зажигательную речь по-вьетнамски, опасно помахивая перед моим носом большим деревянным молотком.
На этом языке знаю только два коротких слова и потому беседу поддерживал вяло, изредка вставляя первое:
— Кам он, кам он! — исправно повторял я слово «спасибо». И это ровно половина моего вьетнамского лексикона.
Но мастер все не унимался, продолжая меня уговаривать и подвигать на неведомое.
— Слушай, Пельмеш, спроси ты у него, чего он конкретно хочет? — наконец не выдержал я. — Не понимаю ни слова из того, что он говорит.
Услужливый Пельмеш, неплохо владеющий английским языком, во вьетнамской мове оказался немногим грамотней меня. Выслушав старика очень внимательно, он заявил:
— Очень древний язык, не понимаю. Наверное, этот старикан последний человек на земле, кто его помнит.
— Ясно… Лингвист хренов.
Тем временем к нам подошел Джай — настало время выезжать, — молча встал рядом, с легкой усмешкой наблюдая за скорбными попытками межнационального общения.
А что, если они говорят на языке Британской империи?
Я высказал свой уточняющий вопрос на английском языке. Старик сразу перестал бормотать и заинтересованно посмотрел на одного из своих огольцов. Тот важно кивнул: ему положительно, а мне отрицательно. Гениально. Что ж, повторим вопрос еще раз, уже персонально этому чертененку.
Мальчик не понял. Я отрепетовал фразу трижды и разным ушам. Они вновь не поняли.
Наконец самый старший из пацанов неожиданно спросил:
— Do you speak English?
Вот это да! Чего молчали-то!
— I am speaking English, — очень ровно и громко сказал я.
Мальчик повернулся к своим, что-то быстро втер им по-вьетнамски, и все тут же успокоились. Старик наконец-то перестал вещать, перехватил молоток и аккуратными ударами окончательно посадил багажники на места.
— Чего хотел от меня этот чертов дед? — раздраженно спросил я у индуса.
— Он предлагал тебе хороший дисконт, если ты закажешь у него еще один комплект.
— А-а-а… А что сказал пацан?
— «Они не говорят по-английски», — задумчиво вымолвил Джай.
— Что?
— Парень сказал, что вы не говорите по-английски. И вопросы отпали. Понял?
— Цо, — безнадежно кивнул я, использовав остаток словарного запаса.
Через десять минут все дела были закончены.
Учитывая то печальное обстоятельство, что к месту стоянки «Клевера» добираться нам придется под субтропическим дождем, готовились мы тщательно. Остатки личных вещей тщательно упаковали в гермомешок, через голову напялили на себя синие пластиковые накидки, ужасно неудобные. И что? Сразу после всех этих масштабных приготовлений дождь прекратился и больше не начинался, показалось солнце и синее небо.
Упаковались мы, и Zicke повезла Джая с вещами на причал, к моторке, а я пока сердечно попрощался с хозяйкой и с зареванным Пельмешом.
— Ты ведь вернешься, Тео?
— Обязательно.
— Ты ведь возьмешь меня в плавание, когда вернешься?
Не только мальчикам из города Тобольска снятся дальние страны и походы Ермакова войска.
Я не знаю, кто и как по сему посылу посчитает, но уверен: будущее этого мира за ними, вот такими безбашенными романтиками. И хрен с ней, всей прочей мотивацией.
— Обязательно возьму. Вырастай, Пармеш.
Все свои карточки, кроме одной, оставленной на память, я вручил пацану, как и последний швейцарский квот, парню на удачу.
Свой крайний пеший поход по Шанхаю я потратил на фотографирование гроздьев маленьких домишек и щелей узких переулков этого чудесного города, решил забить карточку полностью. Пусть там памяти не останется. Останется другая.
Мы с индусом поплывем на «Гугле», а Ленни покатит на мотоцикле — я пока остерегусь. Достаточно ровная подготовленная грунтовка тянется по берегу километров на двадцать, но говорят, что можно проехать и гораздо дальше. От кромки берега до дороги всего-то метров двадцать-тридцать, поэтому мы всегда сможем видеть друг друга.
Наконец, коротко посигналив на прощанье, мы тронулись, бросив последний взгляд на изломанную линию невысоких городских крыш. Рейн тих и спокоен, фарватер впереди несложен, дождь кончился — отличный старт. Я сидел за румпелем и вполне успевал следить за низким черным мотоциклом. Поворот реки, изгиб дороги, все.
Прощай, Юго-Восточная Азия.
Словно кусок сердца оставил.
На берегу возле «Клевера» нас уже ждал шкипер.
— Парни! Сегодня один из самых знаменательных дней моей жизни!
Маурер бодр, подтянут и свеж, в красивой капитанской форме — впервые вижу такого нарядного. Понять его несложно — ведь именно сейчас для Ули начинается настоящая свобода. Топливо есть, и его много, припасы загружены, экипаж, после перерыва, собрался вместе. Все ясно и понятно, цель намечена, маршрут известен. Да и в принципе ведь теперь мы ни от кого не зависим, кроме самих себя.
Рядом с мотоботом пришвартован «Меконг», Мустафа выгрузил последний заказ и теперь просто провожает старого друга.
Первым делом мы легко и просто, под восторженные восклицания шлангующего шкипера, вкатили на борт черный круизер. Потом привычно повозились с «Гуглем» — втаскивать катер на корму мотобота всегда непросто, даже имея мощную лебедку и направляющие из толстых сосновых досок, с некоторых пор постоянно закрепленных на палубе. Потом посидели в кают-компании, повозились со схемами и примитивными лоциями.
Поговорив с кем-то по рации, к нам вернулся Джай.
— Тормозим отплытие!
— Че там такое?
— Шефы едут.
Я полез за оптикой и вышел на палубу.
Вскоре мы и без бинокля увидели небольшую колонну, уверенно двигающуюся к стоянке. Впереди шел черный трехдверный «Паджеро», хорошо всем известная персональная машина Святого Сакды. Сразу за ним катил крепко подлифтованный огромный угольно-синий «Лэндкрузер» личной охраны профессора. В верхнем люке через прицел турельного пулемета оглядывал окрестности крепкий швейцарский боец в бронике, сфере и с большими «пылевыми» очками на лбу.
Елки-палки, неужели это «максимка»! Ну точно, только без привычного легендарного щитка и колесной станины. Таким родным на меня повеяло…
«Усталость забыта, колышется чад…»
Машины синхронно остановились, на траву выскочила охрана, а за ней Тхирасак Сакда в скромном гражданском костюмчике и Субедар в крутой «цифре».
