потоков привольно раскинувшую свое русло на равнине, тут все называют Гангом. Великим Гангом. И никак иначе. О чем нам и сообщил первый же встреченный владелец рыбацкой джонки.
Заранее я об этом не задумывался, и в голову не пришло уточнять у местных: Рейн и Рейн. Ан нет, не отдали. И правильно сделали, нечего.
Поэтому, потратив на обмен мнениями всего минуту, штурман нанес на путевую карту-лоцию новую легенду гидронима.
Поначалу нас часто пытались тормозить и озадачивать.
Тот самый неопределимого возраста вьетнамец на джонке, сообщивший нам некоторые ценные сведения о водной обстановке ниже по течению, для остановки мотобота даже выкинул заранее заготовленный белый флаг — вот как дело поставлено у опытных людей. Подлетел лихо под парусом и сразу же после обмена информацией в переводе индуса попросил нас принять и выполнить небольшой заказ.
— Мы не будем возвращаться в Шанхай, по крайней мере, в ближайшее время, — сообщил рыбаку капитан.
— А куда же вы направляетесь? — ничуть не смутившись, тут же поинтересовался азиат.
— В Россию, — самостоятельно ответил Джай.
— Ого! В таком случае примите «русский» заказ! — обрадовался потенциальный клиент.
Я, если честно, растерялся.
— А что бы он хотел получить? — с интересом спросила Ленни.
Джай перевел, вьетнамец задумался всего на секунду.
— Автомат Калашникова! — радостно выпалил он.
— Ты хочешь быть хитрее старой обезьяны? — ехидно поинтересовался переводчик.
Поняв, что попытался сгоряча отхватить лишнего, рыбак опять задумался и почти тут же выдал новый запрос:
— Тогда знаменитые русские сапоги!
Все посмотрели на меня.
— ??? — вот все, что я смог ответить.
— Мой дед рассказывал нам, своим неразумным внукам, какие хорошие сапоги можно было купить у русских ракетчиков, — мечтательно пояснил вьетнамец. — Старший брат еще донашивал.
И я еще раз зауважал предков. Круты же мы были…
А у Маурера по-коммерчески азартно заблестели швейцарские глаза — капусту можно тут хорошую рубить, собирая заказы по берегам.
Интересно, что сейчас в Новой России с сапогами? Тачают?
Вскоре нас еще пару раз остановили с подобным предложением.
Оживает и копится рынок спроса на Ганге.
На реке всегда есть интересное.
В самом начале пути мы довольно долго наблюдали необычный природный феномен: на протяжении двадцати километров воды двух рек практически не смешивались. Двуцветная широкая лента течет к океану, чистые горные потоки Рейна прижимаются к правому берегу, желтоватые воды Ганга — к левому, и извилистая серебристая грань их слияния такая четкая, что отлично видна с борта мотобота. Красота, если использовать правильно: хочешь искупаться в теплой водичке — причаливай к левому берегу. Надо набрать чистой воды на готовку? Тогда правь к правому.
После слияния потоков среди водной глади появилось много лесистых и «лысых» островов и островков, вдоль восточного берега зазмеились предательские песчаные отмели, а вдоль правого тут и там — зализанные каменные глыбы самых удивительных форм, торчащие из воды.
Судовой ход достоверно не определен, Мустафа дал Мауреру лишь рисованные ручкой кроки начального участка, нормальную лоцию реки никто не составлял, судно идет бодро лишь благодаря опыту и интуиции капитана.
По мере движения к океану правый берег Ганга постепенно повышался, береговые обрывы росли и росли, постепенно переходя в череду холмов, а дальше к югу начнутся самые настоящие горы, что нам было известно заранее. Тут и там среди странной субтропической тайги возвышаются скалы-утесы, грозно поднявшиеся из недр ввысь каменные исполины из кристаллических пород, гранитно-сиенитовые останцы, порой складчатые, напоминающие слоеный пирог. Некоторые из них, распушившись на вершинах шикарными кронами огромных деревьев, поднимаются над поверхностью земли на высоту за сотню метров. Но в основной своей массе береговые склоны не отвесны, и по ним вполне можно подняться наверх. Пробовали мы пару раз, да плюнули: тут слишком много предательских оползней, а в высокой траве — змей.
Моторных лодок на реке больше не видно, лодок на Великом Ганге вообще мало.
Но и те, что изредка встречаются, — только парусные, причем самые разнообразные. Глядя на то, как опытно с ними управляются рыбаки, искренне начинаешь им завидовать. А заодно и понимать, насколько экономичен и рентабелен водный транспорт с парусным вооружением. И к океану можно сходить, и назад с уловом вернуться, не разорившись на горючке. Иногда парус был спущен, но и под мощными ударами весел узкие длинные лодки, выжженные из цельного ствола толстого бука — древнейшая конструкция, — передвигались со скоростью стрелы.
— Ты заметил, что надувных лодок не было? — спросил я.
— Точно, люди хотят более надежного.
— А моторок вообще не видно.
— В этих диких землях любая встреченная мотолодка наверняка окажется бандитской посудиной, — уверенно заявил Джай.
Мы сидели на нагретой солнцем палубе и, если по-деловому смотреть со стороны, откровенно бездельничали, как в круизе.
— Разве тут есть поле для такого промысла? — усомнился я, чуть поморщившись от боли.
— Для прямого бандитизма, пожалуй, нет, — немного подумав, ответил мне индус, подняв голову. — Местные злодеи живут покровительством прибрежных деревень, облагая их данью. Хотя если какое-нибудь проходящее судно сядет на мель или разобьется в тумане, путникам не позавидуешь.
— Пассивное береговое пиратство, — вспомнил я. Когда-то интересовался темой.
Инстинктивно мне хочется еще поговорить — пусть индус хоть ненадолго отвлечется от процесса.
— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Джай. — Не все, конечно, этим занимаются, но подключиться к процессу грабежа готовы многие.
Не сомневаюсь.
Тут такой нюанс. Дурное дело всегда заразительно.
Повезло разок каким-нибудь береговым селянам — завидущие соседи тут же начинают гнуть обезьяну. А потенциальная добыча все слаще, прогресс как-никак идет, численность крупных анклавов постоянно увеличивается, да и «дикое» население реки растет. Со временем здесь начнется перевозка значительных торговых грузов — по морям и водным артериям пойдут караваны разных анклавов. Учитывая специфический контингент здешних поселенцев, их незалежные нравы, а также пристрастия и способы жизни главенствующих на реке «кровельщиков» на моторных лодках, можно предположить, что береговое пиратство до поры тут будет процветать.
Так было в Абхазии, да и по всему Черноморскому побережью Кавказа, когда в девятнадцатом веке вдоль берегов пошли серьезные транспортные потоки.
Английский путешественник и бытописатель Эдмонд Спенсер зафиксировал для истории случай нападения убыхов на русский корвет в июле 1830 года. Судно во время шторма бросило якорь в устье речки Сочи — примерно в том самом месте, где вы, находясь в статусе праздного отпускника, любите прогуливаться по вечерней набережной в районе Морвокзала. Так вот, один ушлый черкес, не испугавшись шторма, подплыл к судну и перерезал кинжалом якорный трос, после чего корвет вылетел на берег. Всю команду запихали в зиндан, а само судно после грабежа сожгли. Добыча оказалась столь велика, что подражатели нашлись сразу же: многие племенные наблюдатели засели на вновь организованных постах в
