Человек повторно назвал цену. За спиной тихо присвистнула орка. Книга оказалась поразительно дорогой — за такие деньги можно купить двух отличных коней. Хорошо хоть не надо было беспокоиться о размене монеты. В Зириусе, конечно, ходили деньги своей чеканки, но содержание золота в монетах было одинаковым, так что торговцы принимали их на равных условиях.
— Ну хорошо. — Тяжело вздохнув, я полез в заплечную сумку, достал тугой кошель, отсчитал двадцать монет и двумя ровными столбиками положил их на прилавок.
Глаза человека загорелись при виде золота, он тут же бросился пересчитывать деньги.
— А это что? — Я указал на свиток, испещренный странными загогулинами.
— Вроде какое-то описание орочьего ритуала, даже мастер не смог его перевести, — ответил парень, складывая монеты.
Я протянул свиток орке:
— Можешь прочитать?
Мара повертела пергамент в руках и вернула его мне.
— Какая-то шаманская дребедень, — сказала она, пожав плечами. — В этом не разбираюсь, но могу попробовать.
— Сколько стоит? — Я сунул свиток парню под нос.
— Пять крионов, — отмахнулся он.
— Может, отдашь в придачу к книге? — спросил я, нахмурившись. — И так три шкуры с нас содрал.
Мальчишка наконец соизволил оторваться от созерцания золота, взглянул на свиток. Колебался он недолго, видимо, цену за эльфийские труды заломил достаточную, чтобы и перед хозяином отчитаться, и себя не обидеть.
— Да, можете считать это подарком, — сказал юнец, улыбнувшись, и добавил фразу, которую, видимо, было принято говорить всем покупателям в этой лавке: — Да пребудет с вами мудрость.
Ничего не ответив, я сунул покупки в сумку и вышел на улицу. Приобретение трактата о магии листвы было, несомненно, делом полезным, но настроения не прибавляло. Очень уж дорого обошлась книга. Хоть орочьи каракули выторговал, утешал я себя.
Побродив еще немного, мы направились на постоялый двор, который нам порекомендовал один из торговцев.
Двор оказался приличным и дорогим. На входе нас встретил сам хозяин. Узнав, что мы собираемся снять комнату, тут же приказал слуге отнести все наши вещи на второй этаж. На первом этаже, как и во всех подобных заведениях, находился трактир, куда мы зашли перекусить. Стены зала были разрисованы орнаментом из сказочных цветов и животных. Роспись была такой яркой, что глаза болели.
Делая заказ, мы попросили лучшие блюда этого заведения. Не могу сказать, что еда оказалась невкусной. Но в ней было чрезмерно много специй, а оформление вычурно до абсурда. Жалко было разрушать старательно выложенные на тарелках башни и завитки. Если мне все это лишь показалось странным, то для Мары ужин стал настоящим испытанием. Закончив трапезу, мы сразу поднялись в комнату.
— Как тебе Зириус? — спросил я.
— Все здесь слишком, — немного подумав, ответила орка. — Слишком жирная и острая еда, слишком сладкие сладости, слишком яркие цвета. Богатые люди одеты чересчур роскошно, до нелепости.
— Зириус полон излишеств.
— Да. Мне тяжело было привыкнуть даже к обычаям Арвалийской империи, но к жизни в Зириусе я бы никогда не привыкла.
Как ни странно, я полностью разделял мнение орки. Зириус действительно был излишне претенциозен, иногда это выглядело смешно — например, расшитые драгоценными камнями парчовые одежды богатых горожан.
Отведенные нам две недели тянулись невыносимо долго. Все это время мы гуляли по городу или отдыхали на постоялом дворе, занимаясь своими делами. Орка снова и снова проверяла купленные для путешествия вещи, а я читал новую книгу о магии листвы. Она оказалась очень полезным приобретением, но ее следовало изучать долго и вдумчиво, сделать это я планировал на корабле. Иногда я рассматривал орочий свиток, покрытый забавными рисунками и непонятными загогулинами. Несколько раз пытался уговорить Мару начать перевод, но зеленая только отмахивалась от меня, говоря, что займется этим во время плавания, когда ей понадобится отвлечься от морской болезни.
Когда время безделья подошло к концу, нас чуть ли не тошнило от жаркой страны. Мы собрали вещи, покинули постоялый двор и отправились на корабль.
Когда мы прибыли в порт, матросы уже загружали на судно последние бочки и ящики. Команда, под крики капитана и боцмана, бодро готовила судно к отплытию. Примерно в полдень «Хромая Мери» вышла в открытое море и взяла курс на Дикий архипелаг.
Стоя на палубе, я наслаждался теплым солнечным днем, Мара рядом, облокотившись о бортик, боролась с рвотными позывами. Эту идиллию разрушил матрос, который подбежал к нам и выпалил:
— Господин эльф… Того… Там… Чародей нам нужен, там морт в бочке!
Мы удивленно уставились на запыхавшегося, перепуганного человека. От удивления орку перестало тошнить. Бывалый моряк даже немного съежился под тяжестью наших взглядов.
— Морт в бочке? — тупо переспросил я.
— Клянусь Сиверентусом! — воскликнул человек. — Скорее в трюм, там его караулят уже!
Переглянувшись, мы с оркой молча пошли за матросом. Парень и так был на взводе, так что мы решили не нервировать его. Я не знал, что полоумная команда Клешни могла обнаружить в трюме, но присутствия нечисти на корабле не ощущалось. Мара тоже была спокойна. Скорее всего, моряки перепили по жаре ржавки и приняли за морта извозившуюся в муке крысу.
Мы спустились в трюм. Все происходящее здесь выглядело нелепым спектаклем бесталанных актеров. Вокруг бочки стояли матросы с абордажными саблями в руках. Одни тихо переговаривались, другие шепотом молились, кто-то осенял себя защитными знаками… Но все держали расстояние примерно в два шага от злополучной посудины.
— Вот оно, — тихо пробормотал наш провожатый. — Ворочается…
Растолкав моряков, мы с оркой подошли к бочке. Никакого ощущения опасности или магических токов от нее не исходило, однако действительно были слышны странные звуки, словно кто-то скребся изнутри. Люди напряженно застыли, наблюдая за нами и готовясь пустить в ход оружие. В трюме повисло тяжелое молчание. Неожиданно тишину разорвал истошный крик, который вскоре перешел в леденящий душу вой. Задрожав, матросы попятились в разные стороны.
— Знакомо звучит, не находишь? — спросила у меня орка.
— Да, теперь понятно, в чем тут дело, — ответил я. — Переверни-ка бочку.
Мара кивнула, пинком опрокинула посудину на палубу. Крышка тут же слетела, на свет выкатилось существо, которое матросы посчитали мортом. Весь липкий от пропитавшего одежду эля, облепленный грязью, соломой и ужасно воняющий, перед нами предстал Лис Роману собственной персоной. С трудом вор поднялся на ноги, обвел ошалелым взглядом всю толпу. Увидев нас, громко выругался. Затем икнул и шатающейся походкой, на подгибающихся ногах, двинулся к выходу из трюма. Матросы молча уступали ему дорогу. Все узнали вора, но от удивления не могли вымолвить ни слова. Лис вышел из трюма, мы вместе с моряками молчаливой процессией потянулись за ним.
Оказавшись на верхней палубе, Роману подошел к борту, уставился на море. Немного постояв, завыл — в его крике смешались горечь и обида. Потом вопль перешел в забористые ругательства. Выплеснув накопившееся в душе, Роману бессильно повис на бортике и принялся извергать уже содержимое желудка.
— Что это с ним? — спросила орка.
— Надышался парами эля, — ответил я. — Сейчас отрезвим.
Повинуясь движению моей руки, вода за бортом поднялась столбом и обдала Роману прохладным потоком. Не ожидавший подобного вероломства Лис плюхнулся на палубу, отплевываясь и отфыркиваясь. Морское купание пошло ему на пользу — после того как я ополоснул вора, взгляд его стал более осмысленным.
