Николь про лупу ляпнул, а?»
Послеобеденного отдыха у меня не получилось, и все время до очередной вахты я просидел, разглядывая карту — наверное, уже в сотый раз.
«Нет, ну надо же! Меня ослом назвала, а Гвена по щеке погладила!» — никак не мог успокоиться я.
К полудню на горизонте показалось Суровое море. Если верить указаниям карты, а также рассказу Мелвина, нам следовало пролететь над ним некоторое расстояние, затем повернуть на юг, войти в узкий пролив, соединяющий Мертвое море с Суровым, пройти его, и через три-четыре дня пути должен был показаться остров Гаруд.
Я с беспокойством поглядывал на север: до Ганипура не так далеко, а встретиться с одним из тамошних кораблей в наши планы совсем не входило.
И надо же такому случиться: уже перед самой сдачей вахты навигатору Брендосу из-за невысокой горы показались три двухмачтовых корабля, летящих нам наперерез. То, что они ганипурцы, сомнений не вызывало — слишком уж характерные обводы корпусов, спутать невозможно.
Брендос, не дожидаясь моих указаний, часто зазвонил в корабельный колокол — тревога!
И началось. Едва мы повернули немного влево, как все три корабля повторили наш маневр. Когда я распорядился прибавить высоты, они ответили тем же.
— Ближний к нам корабль — тот самый, — вдруг заявил Брендос.
— Вы уверены? — спросил я у него. «Тот самый» означало — один из двух тех, с кем мы встретились по пути к бхайрам.
— Абсолютно, — невозмутимо ответил навигатор.
«Да уж, — подумал я, — если уж должно случиться что-то плохое, так обязательно именно то, что хуже всего».
Признать «Небесный странник» легко, слишком уж много у него бросающихся в глаза особенностей. Мне всегда хотелось, чтобы корабль узнавали еще высоко в небе и, провожая его глазами, говорили о нем только хорошие слова. И кто же мог знать, что все так сложится? Пользуясь тем, что в трюме «Небесного странника» нет никакого груза, мы легко поднялись на такую высоту, что поневоле пришлось напялить на себя всю теплую одежду, какая у нас имелась. Вероятно, на преследующих нас кораблях проблемы с теплыми вещами не возникло вообще, потому что они поднялись еще выше. А расстояние между нами все сокращалось. Ганипурские корабли шли вытянутой от нас дугой, в центре которой находился наш старый знакомый.
Мы уже летели строго на юг, и пролив, соединяющий два моря, рос на глазах.
Затем мне показалось, что ганипурцы уменьшили ход.
«Так они же загоняют нас в этот пролив! — озарила догадкой голову, уже порядком распухшую от всяческого рода предположений. — Ну что ж, мы совсем не против».
Когда я поделился мыслями с Рианелем, тот, задумавшись на мгновение, кивнул:
— Похоже на то, господин Сорингер.
«Какие же они высокие, берега пролива! — поражался я, когда до входа в него оставалось всего ничего. — Возможно, даже выше, чем в каньоне Гурандских гор…»
— Ганипурские корабли спустили паруса, — объявил Рианель, и я обернулся, чтобы убедиться.
Если бы увиденное относилось к морским кораблям, можно было бы выразиться, что они легли в дрейф, ну а летучие просто парят, медленно гонимые ветром.
— Сигналят, — снова сообщил Брендос.
И действительно, на всех трех кораблях появились вспышки.
Пусть сигналят, уже не до них. К тому же понятно, почему — к берегам пролива как будто бы прилип Желтый туман, оставляя узкий проход посредине.
Они прощаются с нами и, вероятно, все как один злорадно ухмыляются.
— Капитан, — обратился ко мне Мелвин, до этого безмолвно стоявший в стороне. — Нам необходимо снизиться. В проливе нельзя держаться слишком высоко.
Сам вижу. Там, наверху, Желтый туман от берега до берега, но где гарантия того, что он не опустится ниже? Хотя ведь и выбора у нас теперь уже нет…
— Ансельм! — крикнул я замершему у кабестана Энди. — Три оборота влево! Спускаемся!
Мы летели проливом, и с обоих бортов корабля стенами стоял Желтый туман.
По справедливости, совсем желтым его назвать язык не поворачивался. Местами, как будто прослойками, он выглядел багровым, а иногда смотрелся таким, что мне в голову сразу пришла мысль сравнить его с гноем. Я даже плечами передернул от отвращения.
«Почему так происходит? — гадал я. — В проливе свежий ветер, и почему он не разгонит туман? Почему туман как будто прилип к берегам? Если взглянуть вверх, то и там точно такая же картина. И еще: мы не так давно в него вошли, а ощущение уже такое, как будто бы я не спал уже пару ночей. Причем работая днем не покладая рук, а ночами напролет беспробудно пьянствуя. Неужели Желтый туман тянет силу не только из л'хассов?»
Л'хассы, кстати, пока вели себя хорошо. Это ведь сразу чувствуется, когда они начинают вредничать: корабль дергается всем корпусом или переваливается с борта на борт.
Иногда туман выстреливал длинными языками, по счастью, не долетающими до бортов «Небесного странника». Все молчали — слишком уж серьезной выглядела ситуация, а когда кто-нибудь произносил пару слов, то почему-то всегда шепотом.
Когда далеко впереди показался выход из пролива и нам даже удалось разглядеть клочок голубого неба, корабль внезапно пошел вниз.
«Это конец», — подумал я, и в этот самый неподходящий момент мне вспомнились слова мессира Анвигреста, сказанные им в самом конце разговора: «Я буду знать все, господин Сорингер, абсолютно все».
Тогда я понял его так, что на борту «Небесного странника» у него есть соглядатай. Возвращаясь на корабль, я размышлял о том, кто может оказаться глазами и ушами Коллегии, перебирая всех по очереди, пока не решил — вероятно, мессир просто блефует. И вот теперь, когда корабль резко пошел вниз, я почему-то подумал, что Анвигрест не сможет узнать ничего, прав ли я был в своем предположении или нет.
Глупо, наверное, так думать, когда уже прощаешься с жизнью и когда со всех сторон доносятся крики ужаса. Ожидаемо, самым громким из них был пронзительный визг Мирры. Ища взглядом Николь, чтобы взглянуть на нее в последний раз, я и увидел, как Энди Ансельм крутит кабестан влево.
В жизнь бы не подумал, что я умею кричать так громко.
— Энди! — заорал я так, что мне самому заложило уши. — Ты что делаешь?!
А тот, с невероятным бледным лицом, продолжал его крутить.
Навигатор Брендос оказался возле него одним огромным прыжком. Я даже представить себе не мог, что люди умеют так прыгать, причем безо всякого разбега, с места. Рианель попытался оторвать руки Энди од рукоятей кабестана, но не тут то было: Ансельм уцепился в них так, что кисти у него побледнели не меньше, чем лицо.
А «Небесный странник» продолжал снижаться. Рианель тщетно боролся с Энди, пытаясь вырвать у него рукояти кабестана, когда к нему присоединился Аделард. Он не стал выламывать руки Энди, нет, Лард нажал ему куда-то возле больших пальцев, отчего руки Ансельма оторвались сами. И Рианель, все так же стоя на коленях, закрутил кабестан вправо, на подъем.
«Небесный странник» вздрогнул всем корпусом, страшно заскрипев, и начал набирать высоту.
Рианель не жалел л'хассы, крутя кабестан быстрее, чем необходимо, но до них ли сейчас? Серая мутная вода пролива так близка, что, казалось, корабль едва не задевает днищем высокие гребни волн. Корабль поднимался все выше и выше, и я уже собирался с облегчением перевести дух, когда вновь произошло неожиданное — от Желтого тумана отделился особенно длинный язык.
Он прошел под «Небесным странником», но хватило и этого — корабль начал медленно заваливаться на левый борт. Он заваливался медленно, но неотвратимо, и я перехваченным от страха горлом скорее прохрипел, чем крикнул: